Портрет тирана

Только через двадцать три года с татарского народа сняли обвинение во всеобщем национальном предательстве. Но геноцид на том не кончился. Даже письмо крымских татар с миллионом подписей не поколебало сталинских установлений.

Говорят еще и пишут о депортации немцев Поволжья, чеченцев… А ведь то было истребление.

Операцией по выселению чеченцев руководили В.Н. Меркулов и заместитель Берии И. Серов.

Свободолюбивых горцев заманили летом на «маневры», окружили войсками и погрузили в поезда. Следом отправили семьи — без вещей, без одежды, без провизии, без воды. Отправили в суровые казахские степи в запертых вагонах. На месте открывали вагоны, выносили трупы детей, потом взрослых. С теми же, кто противился насильственной эвакуации из аулов, было проще: их запирали в сараи и сжигали. Живьем сжигали.

Специальная правительственная комиссия в 1956 году обнаружила в аулах кости заживо сожженных женщин, детей, стариков. Но никто не спросил за это с Меркулова и Серова. Неловко было спрашивать: за ту боевую операцию маршал Сталин наградил лубянских эмиссаров орденами Ленина…

У Отца Народов имелся в этой области кое-какой довоенный опыт. В начале тридцатых годов за невыполнение хлебопоставок выселяли в Сибирь целые деревни. В 1937 из Биробиджана в течение двух дней вывезли в Среднюю Азию, в Казахстан всех корейцев. Не оставили и тех, кто вступил в брак с русскими. Позднее корейцев еще раз «переселяют». Сколько их, трудолюбивых, безропотных, переживет холод, голод, насилие?..

В тридцать девятом из Украины выслали галичан…

А судьба греков — сколько их погибло в тюрьмах-лагерях?

Даже благополучное окончание войны не остановило Великого Интернационалиста. В 1945–1946 годы из Чехословакии выслали 3,5 миллиона немцев, коренных жителей этой страны. Подавляющее большинство немецкого населения не участвовало в политической жизни. Эта массовая депортация вошла в историю как бесчеловечная акция: народ помнит и резню в городе Усти и гибельный марш несчастных из города Брно. Сотни самоубийств, тысячи убитых и — концлагеря…

Единственная вина немцев — они не отрицали своей национальной принадлежности. И они разделили судьбу миллионов крымских татар, чеченцев, греков, корейцев. И своих древних соотечественников — немцев Поволжья.

То была, вне сомнения, сталинская акция.

* * *

Война с Гитлером, как бы она не складывалась в начале, не могла прервать внутреннюю войну Сталина против собственного народа. Ульрих с бригадой перебрался в полуподвал Бутырской тюрьмы, в комнату с замазанными черной краской окнами. Любопытным смертникам надзиратели объясняли, что в Москве начались военные маневры.

Волна превентивных арестов накрыла всю Прибалтику. В одной Литве в начале июня 1941 года взяли 35 тысяч.

Шпиономания — хлеб Лубянки. У Хозяина ярлык «шпион» стал одним из самых ходких. Незадолго до немецкого вторжения Органы выявили в Прибалтике и западных районах Украины 1338 «шпионов» — из общего числа 1596 арестованных[230].

Для тюрем западных и центральных районов сорок первый год выдался кровавым. Не оставлять же «врагов народа» немцам!

В начале войны в Орловском политизоляторе находилось (…) заключенных. Среди них — лидер эсеров Мария Спиридонова, И.И. Ходоровский, бывший секретарь Сибирского бюро ВКП(б), член партии с 1907 года. Когда немцы подходили к Орлу, всех заключенных загнали в подвалы и затопили помещение. Погибли все, все пять тысяч.

Поведала об этой трагедии жена Хадарова, сосланная в лагерь.

Этапы первых месяцев войны. Голодных, полураздетых гнали и гнали на восток по разбитым дорогам. Слабых закалывали штыками. Тех, кто пережил многоверстный марш, бросали в вагоны и без воды и без пищи — на восток.

В Кировоградской тюрьме на Украине при немецком наступлении устроили во дворе «суд»: один-два вопроса, приговор, и вот уже жертву отводят в корпус смертников. Обжалование, помилование? Помилуйте! Война все спишет…[231]

В сорок первом в НКВД подняли дела всех ранее репрессированных и на скорую руку состряпали новые дела, отправили «врагов» опять в лагеря. В небольшое четырехэтажное здание Кировоградской тюрьмы, едва вмещавшей тысячу арестантов, набили 12 тысяч свежих[232].

Под 58 статью подводили любое сомнительное высказывание. Жалобы на голод, на непосильную работу. На скверный трамвай. Упоминание о немецкой технике, — все годилось для ареста.

Брали всех. Брали везде.

И в лагерях брали.

В сорок втором году за проволокой 11 лагпункта Устьвымлага очутились четыре бывших секретаря райкомов Ленинграда и старый большевик, второй секретарь МГК партии, Василий Егоров. Они много знали. И предавались опасным для государства воспоминаниям о гибели Кирова. За это и к стенке можно… В лагере они провинились еще раз — вели «пораженческие разговоры» о войне. Взяли одиннадцать человек на этап, в Вожаель. Больше их никто в живых не видел.