Портрет В. К. (маленькие истории любви) (сборник)

Вечер гуляли. Женя выбирал наименее людные улицы: «Я так устал от людей». Рассказывал о работе, о Москве, о маме. В основном – о работе. Увлеченно рассказывал. Одержимый. Тогда в Москву он сорвался из-за работы. Звал Киру с собой. Куда? Зачем? Он думал, она бросит всё ради него. «Бомбил» звонками, приезжал. Она никуда не поехала. Он понял это однозначно. В общем-то, правильно понял.

Кира улыбалась, слушая невнимательно, ни о чем не спрашивая. Захочет – сам расскажет.

– Живешь там же? – это уже по направлению Кириного дома.

– Там.

– И никаких изменений?

Вот! – но робко, тихо.

– Так, по мелочам.

Понял: не хочет говорить о себе.

– Это Некрасов? Его по-прежнему любят голуби?

– Ага. Они обожают его плешь.

– Бедненький. Весь в потеках. Посидим?

– Поздно уже.

Подошли к подъезду.

– Давай завтра встретимся?

– Завтра? – Кирина пауза. – Давай.

Назавтра шел дождь. Мокрый снег с дождем.

– Вот уж этот болотный Петербург! – улыбался Женя. – У нас в Москве наверняка хороший легкий морозец.

– Это еще неизвестно, что у вас там в Москве. Может быть все-то ты сочиняешь…

Женя был с цветами. Три цветочка нарцисс. Кире они показались нелепыми под этой моросью. Их хотелось в тепло, в свет. Мешали в руках.

Сначала в «Паризиане» посмотрели костюмную комедию. Пока дошли до «Колизея», вымокли. Женина собака свисала клоками. Кира промочила ноги. «У меня ведь есть зонт… Не простудиться бы». В «Колизее» смотрели что-то американское. Весь фильм Кира думала, что вот сидит с мокрыми ногами, в мокрой одежде…

Вышли опустошенные, было тоскливо.

– У меня ремонт, – сказала Кира. – Ко мне нельзя.

– Пойдем посидим куда-нибудь?

– Я промокла. Кажется, уже начинается насморк.

Дождь пошел сильнее.

– Может, просто кофе попьем?

После кофе внутри стало теплее.

Потом стояли под аркой дома, оба держась за ручку зонта. Кира внимательно рассматривала гибнущие нарциссы. Наконец сказала:

– Проводи меня.

– Еще ведь совсем мало времени…

– Я простужусь.

Чтобы удобнее разместиться под зонтом, пришлось взять Женю под руку. Через его куртку почувствовала, как напряглась женина рука и крепче прижала кирину ладонь к себе.

Пришли. Подворотня.

– Тебе хорошо в Москве? – делая ударения на все три слова, спросила Кира.

– Да, Кира. Мне хорошо. Только… – взглянул прямо в глаза. Кира отвела их в сторону. – У тебя есть кто-нибудь?

Решился-таки.

– Нет.

Поняла, что не поверил.

– Правда нету.

– Что же тогда?

– Разве только в этом дело?

– В чем же?

Кира неопределенно молчала.

Снова не поверил. Ну и пусть.

Женя всё еще держал над головами зонт. Опомнился, сложил. Кира протянула руку. Взял за руку и привлек к себе, ткнулся губами в щеку…

Кира лишь чувствовала, как с зонта обильной струйкой стекает вода ей в сапог…

Забытый, нет – незнакомый, чужой запах…

– Ты стал курить?

– Я брошу, если хочешь, я – так…

Чужой, совсем чужой…

И никак не вытащить зажатую руку с зонтом…

– Не надо, Женя… Всё прошло.

Кира освободилась из его некрепких объятий, отошла.

– И не нужно мне звонить.

Он позвонил через месяц, когда приехал в следующую командировку. Просто сказал, что приехал, что здесь. Что пробудет несколько дней. Кира сказала: «А-а…»

«Ну как ты?» – спросил он.

«Нормально».

Потом долго оба молчали в трубку. Даже не дышали, вслушиваясь в тишину.

«Ну, пока?» – спросил Женя.

«Угу».

«Я еще позвоню».

Но не позвонил.

******************************************************

Начальница

Танечка Нечипуренко у них на участке появилась весной. Виталик как раз на котельной копался в блоке питания, когда вошли старший мастер и хорошенькая девушка. Старшой представил ее как нового мастера; он показывал подчиненные ей котельные. Виталику она понравилась сразу.

По отчеству ее звали редко, в основном – просто Танечкой. Танечка была молодым специалистом после института. В нее сразу все влюбились. Так по крайней мере казалось Виталику. Уж он-то при каждом упоминании о ней приятно краснел и искал встреч. А если случалось работать в ее присутствии, то Виталик делала вид, что ремонтирует все эти свои контрольно-измерительные приборы одной левой. Правда, Танечка была вовсе не его начальницей, но очень уж он хотел обратить на себя внимание. Может быть, даже и обратил, потому что Танечка, разговаривая с ним, мило улыбалась. Впрочем, мило улыбалась она всем, а говорили они только о работе, и то в присутствии других. Но даже и во время этих разговоров, ничего не значащих – только о работе и в присутствии других, – Виталик стал вдруг обнаруживать этот звучащий оркестр в своей душе. Вернее, всё остальное время оркестрик этот наигрывал тихо-тихо, но при появлении Танечки дирижер взмахивал палочкой, музыканты вскидывались и наяривали вовсю. И потом еще долго мелодия звучала и резонировала в каждой виталикиной клеточке, пока уставшие музыканты не приглушали звук до следующей встречи.