Портрет влюбленного поручика, или Вояж императрицы

Фавориты относились к Гатчине и ее обитателям с нескрываемым пренебрежением. Какой смысл был заискивать в цесаревиче, когда дело явно шло к передаче престола старшему внуку. Дипломаты, опасаясь недовольства Екатерины, избегали великого князя. Да императрица не допускала и мысли о непосредственном их общении с Павлом. Придворные одинаково тяготились унылой обстановкой „Малого двора“, как не хотели ставить себя под угрозу царского гнева. Когда приехавший в Гатчину митрополит Сестренцевич принужден был задержаться там по болезни, последовал переданный ему через Потемкина выговор императрицы и совет бывать у „господ Вторых“ возможно реже. Одно из немногих дозволенных развлечений малого двора — любительские спектакли не ладились из-за случайного состава участников. „На пробах наших, — писал И. М. Долгоруков, — нечему было учиться. Шум один и споры начинали их и оканчивали; всякой заправлял и никто никого слушаться не хотел; к тому же совместничество препятствовало доброму согласию между нами. Гатчинские жители составляли свою партию, а мы, петербургские, заезжие, свою, и оттого усилия наши часто не имели полного успеха“.

Обстоятельства положили конец и этой забаве. В 1788 году спектакли были прекращены из-за участия Павла в шведском походе в качестве „любопытного волонтера“ и больше не возобновлялись. Семейные неурядицы, вызванные увлечением цесаревича Е. И. Нелидовой, еще более сгустили атмосферу малого двора. Екатерина и ее окружение со злорадным любопытством наблюдали за возникавшими конфликтами, беспомощными попытками великой княгини избавиться от соперниц, за их ссорами, которые одни, кажется, и оживляли одиночество гатчинских дней. О том, как выглядела жизнь этой горстки людей, Мария Федоровна сама подробно пишет Н. П. Румянцеву в октябре 1790 года. Несмотря на раннюю осень, холода, неустроенность загородного дворца и раздражение императрицы, Павел старался продлить свое пребывание вдали от Петербурга.

„Жизнь ведем мы сидячую, однообразную и быть может немного скучную; я читаю, пишу, занимаюсь музыкой, немного работаю…

Обедаем обыкновенно в 4 или 5 часов: великий князь и я, m-lle Нелидова, добрый граф Пушкин и Лафермьер. После обеда проводим время в чтении, а вечером я играю в шахматы с нашим добрым Пушкиным, восемь или девять партий сряду. Бенкендорф и Лафермьер сидят возле моего стола, а Нелидова работает за другим. Столы и стулья размещены так же, как и в прошлый 1789 год. Когда пробьет 8 часов, Лафермьер, с шляпой в руке, приглашает меня на прогулку. Мы втроем или вчетвером (Лафермьер, Бенкендорф я и иногда граф Пушкин) делаем 100 кругов до комнате; при каждом круге Лафермьер выбрасывает зерно из своей шляпы и каждую их дюжину возвещает обществу громким голосом. Иногда чтобы оживить нашу забаву и сделать ее более разнообразной, я и Бенкендорф пробуем бегать наперебежку. Окончив назначенные сто кругов, Бенкендорф падает на первый попавший стул при общем смехе. Таким образом убиваем время мы до половины девятого, время, совершенно достаточное для того, чтобы восстановить наши силы“.

Неутихающая борьба двух женщин доделывает то, что начала Екатерина. Немногие близкие к цесаревичу люди делятся на враждующие лагеря. Нелидова добивается удаления от малого двора жены Бенкендорфа, ближайшей подруги Марии Федоровны. Когда в 1793 году Нелидова решает вернуться в Окольный институт, Павел отказывается ото всех тех, кто был дружен с нею. Один за другим уходят из его окружения братья Куракины, С. И. Плещеев, А. Л. Нарышкин. Их место занимают настоящие „гатчинцы“ во главе с Аракчеевым и бывшим „царским брадобреем“ Кутайсовым. Павел настолько откровенно начинает бунтовать против воли Екатерины, что вообще отказывается присутствовать на бракосочетании своего старшего сына. Чтобы преодолеть его сопротивление, понадобились совместные усилия Марии Федоровны и Нелидовой, одинаково испуганных возможным гневом Екатерины.