Портрет второй жены

В другой ситуации Лиза побоялась бы отдавать незнакомому прохвосту паспорт и деньги, но сейчас ей было все равно. Что значила для нее сейчас потеря какой-то бумажки?

Взяв паспорт и быстрым движением сунув в карман деньги, молодой человек растворился в толпе. Лиза прислонилась к стене у кассы, безучастно глядя на приезжающих, уезжающих и встречающих – мамаш с детьми и чемоданами, отглаженных командированных и спортсменов, уезжающих домой после соревнований.

Она была одна. И это было не то одиночество, которое преследовало ее до встречи с Юрой и которое ей тоже нелегко было переносить. Она была без Юры навсегда, и жизнь ее утратила смысл.

Она уезжала в Новополоцк только потому, что ей надо было куда-то уехать, обозначить свое исчезновение, а дорога связывалась в ее представлении с Белорусским вокзалом, вот с этими кассами… Ее не тянуло домой, ей вообще было все равно, где находиться сейчас, и единственным ее желанием было: исчезнуть совсем, прекратить это невыносимое состояние, в котором нет ни минут, ни часов…

Снежные хлопья давно растаяли на ее распущенных волосах, и капли блестели в ярком свете вечерних вокзальных ламп.

– Все, девушка, получите! – услышала она бодрый голос. – У нас как в аптеке, с вас – как договорились.

Лиза молча протянула деньги, взяла билет и паспорт.

– Нас вот ругают, – наставительно сказал тот. – Дескать, наживаемся. А чего же нам, за так трудиться, что ли? От нас польза гражданам. Сервис!

– Жизни от вас нет, от полезных! – вмешалась толстая, усталая, увешанная сетками и сумками женщина, наблюдавшая за этой сценой. – Холера на вас, всем бы вам подохнуть!

Не слушая завязавшейся перебранки, Лиза пошла к выходу на перрон. Волосы у нее промокли, пока она шла вдоль всего состава к своему вагону, тонкие мокрые ручейки потекли за ворот, пока искала свое место в полупустом купейном. Оказывается, она забыла надеть шарф.

В купе она была одна. Вероятно, между полезными пареньками и кассирами существовала четкая договоренность о том, что в кассе билетов не будет. Лиза вышла в коридор, прижалась лбом к холодному стеклу, к которому лепился мокрый снег.

«Граждане провожающие, – прервалась песня по поездному радио, – проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих».

Как всегда, показалось, что поезд стоит на месте, а перрон плывет мимо, увлекая за собою толпу людей с их прощальными криками, воздушными поцелуями, улыбками и слезами.

Лиза долго стояла в коридоре, пока проводница собирала билеты, разносила чай. Мелькали за окном последние станции метро – «Фили», «Кунцево». Поезд набрал наконец скорость, покидая Москву.

Свое легкое демисезонное пальто непрактичного светло-зеленого цвета Лиза сняла машинально и тут только вздрогнула, ощутив, как промокла, как липнет к телу тонкая блузка, под которую затекли снежные ручейки. Но холода она не чувствовала, ей даже не пришло в голову выпить горячего чая. Не от холода начали выбивать мелкую дробь ее зубы.

– Девушка, вам что, плохо? – спросила проводница, заглянув в открытую дверь купе. – Простыли? Вы ляжьте, ляжьте, чего вы сидите!

– Нет-нет, спасибо, ничего, – ответила Лиза, вздрогнув от звуков собственного голоса.

– А то аспирин принесу, хотите?

Лиза отказалась, и проводница ушла. Она была совсем молоденькая и ездила недавно, но уже привыкла не удивляться странностям пассажиров.

Лиза посмотрела на часы, но так и не поняла, который час. За окном стояла тьма позднего февральского вечера, изредка сверкали огоньки полустанков. Их мелькание постепенно слилось в ее воспаленном сознании в какой-то неясный гул, словно эти огоньки были живыми, разговаривали с нею и даже плакали в темноте, а сама она не могла плакать.

В голове ее мелькали обрывки мыслей, воспоминаний – все об одном, все о нем! Отчего получилось так, отчего судьба обошлась с нею так жестоко? Лиза никогда не думала о том, чтобы более прочно связать свою жизнь с Юрой, ей в голову не приходило требовать от него этого. Но видеть его, любить его, быть счастливой в каждое мгновение, которое они проводили вместе, – неужели и это слишком много для того, чтобы осуществиться въявь? И тут же она вспоминала слова Псковитина: «Был бы подлец – проще было бы дело»…

Она еще заметила, как проехали Можайск, потом слышала, как проводница говорила кому-то в коридоре:

– Вязьма еще, откуда Орша – по России еще едем!

Потом все станции и полустанки слились для нее воедино. Нет, она не спала – невозможно было назвать сном то забытье, в которое она погрузилась, сидя за столом и уронив голову на руки. Ее светло-пепельные волосы рассыпались по столу, словно пожухли, глаза были невидяще открыты.

Из репродуктора неслась музыка, потом стихла, погас яркий свет и загорелся приглушенный, ночной. Лиза сидела все так же неподвижно, дыхание тяжело вырывалось из ее пересохших губ. Время неслось мимо, не задевая ее смятенного сознания…