Портрет второй жены

Он и не поехал больше туда, и даже не поинтересовался, как идут дела, брошенные на начальников отделов и филиалов, заместителей и кого угодно, вплоть до Фриды Яковлевны.

Все это было настолько мучительно, настолько отнимало все душевные силы, что Лиза почти не думала о том, что происходило сейчас в ней, – о ребенке, впервые шевельнувшемся, когда голова Сергея лежала у нее на коленях. Она только боялась: почему он затих, не случилось ли с ним чего-нибудь?

Он снова шевельнулся только через неделю – все так же робко, словно маленькая рыбка. Лиза вздрогнула и невольно улыбнулась – вот он, этот мальчик! Она ни минуты не сомневалась, что это именно мальчик, это чувство было у нее таким отчетливым, что ошибки быть не могло.

А Юра до сих пор даже не знал о нем.

Лиза не понимала, почему не сказала ему о беременности сразу, как только уверилась в ней сама. Она точно знала, когда был зачат ребенок, – в те девять дней на острове Малифинолху… И догадалась она об этом вскоре после возвращения, в счастливое и безмятежное время своей жизни. Почему же не сказала о ребенке тому, кто первым должен был узнать о нем от нее?

Та, первая, беременность, о которой Лиза старалась не вспоминать, – наоборот, вспоминалась ей в мельчайших подробностях, словно все это произошло вчера. И ее первая радость, и как она прислушивалась к своему новому, неведомому состоянию, и как сказала Арсению. И то, как он отреагировал на это известие, и то, что было потом…

«Но ведь тогда все было совершенно иначе! – говорила она себе, содрогаясь от тех воспоминаний. – Арсений боялся себя связать, говорил, что нет денег, что жизнь еще не устоялась… Да и так ли уж он любил меня? При чем здесь Юра, как можно сравнивать!»

Все это было верно. И все-таки в глубине души Лиза понимала причину своей нерешительности. Если бы, сказав Юре о ребенке, она хоть на мгновение заметила в его глазах испуг или услышала бы хоть одно слово сомнения, – чем она объяснила бы это? Отсутствием денег, неустоявшимся бытом?..

И она так и не смогла сказать… А теперь, после смерти Сергея, Юре было ни до чего, и она снова молчала.

Но это молчание убивало ее, мучило. Ведь никто не знает, никто, и как ей справиться со всем этим одной? Правда, знает Оксана…

И, почувствовав, что нет больше сил держать все это в себе, Лиза поехала к ней.

Всю дорогу до Ксениного дома Лиза думала только о том, что делает сейчас Юра. Когда она уезжала, он сидел за столом в кабинете и смотрел в окно на далекий синий лес за рекою.

– Я возьму твою машину? – спросила Лиза.

– Возьми, – ответил он, даже не поинтересовавшись, куда она едет.

Но его равнодушие вызывало в ней сейчас не обиду, а чувство полного, безысходного отчаяния.

– Что делать, Ксеня, что же делать?

Лиза сидела за столом на Оксаниной кухне, и слезы катились по ее лицу.

– Если бы он только на меня не обращал внимания! – объясняла она, всхлипывая. – Но ведь он и на себя внимания не обращает. Как мертвый, если бы ты видела! Глаза пустые, почернел весь – сердце разрывается смотреть, и сделать ничего нельзя…

– Может, время пройдет – и все? – осторожно заметила Оксана.

– Время-то пройдет, – возразила Лиза. – Но что после останется? Он говорит: «Я его все равно что своими руками убил, после этого жить незачем…»

Сочувствие читалось на Оксанином подвижном личике.

– А тут еще – ребенок! – вздрагивая плечами, сказала Лиза. – Ты не представляешь, Ксень, я ведь даже о ребенке почти не думаю, а как бы хотелось.

– А он-то что, тоже не думает? – ухватилась за ее слова Оксана.

– Да ведь я и не говорила ему! – в отчаянии воскликнула Лиза. – Сразу не сказала, боялась, что он не обрадуется, а сейчас – разве ему до этого?

Глаза Оксаны, и без того круглые, стали похожи на блюдечки.

– Ты что, правду это говоришь? – протянула она, словно не веря своим ушам. – Как же это – не сказала?

– Да так. – Лиза испуганно посмотрела на нее. – А почему ты…

– Вот ведь дура какая, прости меня Господи! – воскликнула Оксана. – Так чего ж ты плачешь, на что ж ты жалуешься?! Если дура – мозги ведь никто не вставит! – Она никак не могла успокоиться. – Лиз, ну чем ты подумала, а?

Лиза всегда знала, что Ксеня, с ее трезвым, до расчетливости ясным умом, не склонна улавливать полутона и нюансы человеческих чувств. Вот и сейчас – ну что она может сказать?

– А до чего ж ему, по-твоему? – снова спросила Оксана. – До работы, до выпивки, до постели или до чего? Сама же ж говоришь – ни до чего! У него такой друг погиб, а ты не хочешь сказать, что сына ему родишь? «Не обра-адуется!» – смешно передразнила она. – Вроде он дни напролет теперь радуется! Как не сказать: «Юрочка, рожу мальчика Сереженьку». Да последняя баба наша донецкая догадалась бы!

Когда Оксана волновалась, становился слышен ее певучий, простонародный украинский говорок, и оттого ее слова становились как-то особенно убедительны.

– Я не знаю, Ксень… – медленно произнесла Лиза. – Может быть, ты и права…