Портреты

После доклада Алексей Андреевич повел меня к себе домой, и начались за чашкой чая научные дискуссии. Тут я рискнул и заговорил о своих идеях в области машинного перевода. Криницкий строго-настрого запретил поднимать мне этот вопрос; он объяснял что Ляпунов является тонким специалистом в этой области и он должен высмеять мои наивные идеи, относящиеся к переводу.

Однако Алексей Андреевич с таким вниманием и деликатностью меня выслушал, что душа его стала мне ясна. Ляпунов – передовой ученый нашего времени – был одновременно и добрым, и милым человеком, типичным русским интеллигентом (и по внешности)… Главным его призванием была наука, интересы науки были для него превыше всего; когда Ляпунову казалось, что он находил подходящего коллегу, Алексей Андреевич сиял и был готов на любое доброе дело. С обывательской точки зрения, Ляпунов был излишне принципиален, и, что скрывать, его принципиальность иногда не приносила ему пользы. Как писал Алексей Андреевич, «устойчивость надорганизменных образований существенно выше, чем устойчивость самих организмов (организм рано или поздно погибает)». Да, организм погибает, но, когда «организм» обладает интеллектом Алексея Андреевича Ляпунова, он еще долго живет в том смысле, что оказывает воздействие на тех, кто с ним общался лично или изучал его работы.

Иван ВИНОГРАДОВ

Приятно было узнать, что существует музей И.М. Виноградова.

Хотя мы редко встречались с Иваном Матвеевичем, он почему-то относился ко мне с доверием. Зимой 1928 года давал я сеанс одновременной игры профессорам Политехнического. Оригинально ставил партию знаменитый математик Виноградов (Иван Матвеевич скончался, когда ему было за девяносто): он прежде всего выдвигал все пешки на один ряд вперед, «чтобы фигуры имели свободу», – пояснял профессор; затем играл неплохо, но спасти партию было уже невозможно.

В основном мы с ним подружились в 1934 году в Теберде, когда он пожелал, чтобы мы жили в одной комнате. Виноградов развлекал меня смешными историями – рассказчик он был отличный. Последний раз виделись мы несколько десятилетий назад.

– Как проводите конец недели? – спросил я.

– Пни корчую на даче.

– Ломом?

– Нет, руками, мне бы только за пень ухватиться…

Иван Матвеевич вышел из народа и он всегда это демонстрировал, никогда не скрывая свои привычки. В молодые годы выпивал и напивался – рассказывал, как в пьяном азарте боролся с приятелем, и тот сломал ногу. Тогда было решено, что всего лишь вывих; Виноградов пытался «вправить» приятелю сломанную ногу…

Поведал, как рано стал академиком; и с удовольствием рассказывал, что именитые академики (в том числе А.Ф. Иоффе) протестовали…

Но главный его рассказ относился к тому, как он пробился в науку. Явился он к знаменитому математику Чебышеву – заявил, что хочет стать научным работником. Чебышев посмотрел на Ивана Матвеевича (вид у него был неказистый) и чтобы отвязаться от странного молодого человека, протянул листок бумаги: «Здесь изложена задачка (оказывается, ее 200 лет решить не могли) – когда решите заходите»…

Через две недели Виноградов вновь явился к Чебышеву и, в свою очередь, протянул тому лист бумаги. Чебышев прочел и оторопел: задача была решена, и дорога в науку была открыта.

Жизнь И.М. Виноградова – наглядное подтверждение того, что в трудные годы Советской власти наука успешно развивалась…

Давид ОЙСТРАХ

Музыкант и шахматист

Познакомились мы в 1936 году; Давид Федорович был чуть старше. Оба прославились в те времена на международных турнирах: Ойстрах – на скрипичном (Брюссель, 1937), я – на шахматном (Ноттингем, 1936). Конечно я уступал Давиду Федоровичу в общем зачете, так как он неплохо играл в шахматы (I разряд), а я скрипку в руках не держал…

Где мы познакомились – не помню, кажется, в Московском шахматном клубе. Тут же были и наши жены, Тамара Ивановна и Гаянэ Давидовна. После небольшого вступления Ойстрах приступил к делу: «Михаил Моисеевич, как вам удалось побывать в Ноттингеме с женой?»

По тому времени это была величайшая редкость – за границу выезжали с женами лишь на постоянную работу, а в творческие командировки ездили без жен. Я и рассказал, что Н.В. Крыленко добился специального разрешения у М.И. Калинина. Ойстрахи сразу загрустили!

Давид Федорович очень любил шахматы и выступал в соревнованиях, в частности играл в массовых командных матчах. Но вершиной его шахматной карьеры был матч с С.С. Прокофьевым (1937) который начал играть в шахматы еще в дореволюционные годы. Матч был проведен с большой помпой, по Москве были расклеены афиши работники искусств и шахматисты живо им интересовались.

Это была борьба характеров: порывистый Прокофьев, воспитанный в духе дореволюционных русских шахмат (он играл королевский гамбит и прочие открытые дебюты, безрассудно стремился к атаке), и осторожный, хладнокровный Ойстрах, современный шахматист (он предпочитал закрытые начала; не рисковал и обладал достаточно высокой техникой). Давид Федорович легко выиграл матч.