Портреты

Когда же Греков переходит к оценке других больших мастеров прошлого, его работа не всегда является убедительной. Автор не отметил положительной роли, которую сыграла «новая» школа в повышении позиционной техники игры. Стейниц и другие мастера той эпохи освещены односторонне и получились несколько тусклыми. Вызывает также недоумение то, что автор зачислил современных нам шахматистов М. Видмара и Дж. Томаса в число последователей Чигорина, что просто не соответствует действительности. Но все эти недостатки малосущественны.

Основное значение патриотического труда Грекова состоит в том что он открыл советским шахматистам подлинного Чигорина. Это разумеется, послужило мощным толчком к изучению творческого наследия великого мастера и сыграло немалую роль в достижении советскими шахматистами их ведущего положения в шахматном мире. Второе издание труда Грекова, значительно расширенное и улучшенное, позволит сейчас познакомиться с творчеством Чигорина новым кадрам советских шахматистов. Это, несомненно, будет способствовать новым достижениям отечественной шахматной школы.

Эмануил ЛАСКЕР

Мудрый чемпион

Зимой 1924 года Ласкер приехал на гастроли в Советский Союз. Вот как его приветствовал «Шахматный листок»:

Привет величайшему шахматному мыслителю Эмануилу Ласкеру, первому заграничному гостю в шахматной семье СССР!

В Ленинграде экс-чемпион мира за шесть дней сыграл несколько партий с сильнейшими шахматистами города (П. Романовским – дважды, Г. Левенфишем и И. Рабиновичем) и дал два сеанса одновременной игры. За несколько месяцев до этого я только научился играть в шахматы, но попросил у мамы денег, чтобы купить билетик, и отправился посмотреть на знаменитого шахматиста в действии.

Зрелище было для меня необычным: 55-летний Ласкер медленно передвигался внутри квадрата, образованного шахматными столиками. Он играл как белыми, так и черными (ему это было безразлично!). Я знал многих из его противников. За исключением нескольких мастеров, все сильнейшие шахматисты Ленинграда пришли встретиться за доской с великим маэстро.

Я не мог, конечно, припомнить точный результат сеанса, но твердо знал, что он был отличным (впрочем, заглянув в старые журналы можно установить, что в двух ленинградских сеансах Ласкер выиграл 23 партии, сделал 13 ничьих и лишь в 4 встречах потерпел поражение, в том числе от Я. Рохлина). Игра развивалась очень медленно, и я покинул зал что-то после первых 15 ходов, так как школьнику уже пора было спать…

Мы встретились с Ласкером 11 лет спустя, после моего фиаско на международном турнире в Гастингсе 1934/35 года. Председатель Всесоюзной шахматной секции соратник Ленина Николай Васильевич Крыленко поручил С. Вайнштейну, который ездил со мной в Гастингс, уговорить Ласкера принять участие в Московском международном турнире 1935 года. Я же помогал Вайнштейну найти экс-чемпиона мира в Лондоне.

Наш шофер долго изучал карту английской столицы, прежде чем нашел улицу, на которой жил Ласкер. Затем мы долго колесили по Лондону, пока не попали в район города, застроенный двухэтажными красными кирпичными домиками, похожими один на другой как две капли воды.

Наконец мы у дома, который так долго искали. Нас провели в гостиную, где у камина сидели три весьма пожилые леди. Вместе им было, наверное, не менее 200 лет (что сейчас мне уже не показалось бы столь необычным). Через несколько минут после нашего прихода Ласкер спустился вниз. Он выглядел чрезвычайно дряхлым, движения его были замедленными.

Великий шахматист жил не на широкую ногу – скромным был пансион, где он квартировался. Гитлер уже пришел к власти, и Ласкер покинул родную Германию.

– Как прошел турнир в Гастингсе? – спросил меня экс-чемпион. Я начал рассказывать ему о моей неудаче.

– А когда вы приехали на турнир? – тут же последовал второй вопрос.

Как только я объяснил, что прибыл в Гастингс за два часа до начала первого тура, Ласкер закивал головой (показывая, что ему сразу все стало понятно) и добавил, что мне следовало бы приехать по крайней мере на десять дней раньше, чтобы хорошенько акклиматизироваться. В дальнейшем я всегда старался следовать его совету, хотя, увы, иногда это было невозможно.

Ласкер не скрывал своего удовольствия по поводу приглашения на московский турнир. Вскоре он приехал в советскую столицу вместе во своей женой Мартой.

Турнир вызвал огромный интерес. В первый день собралось примерно 5000 человек. Играли мы среди скульптур Музея изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина).

Вечером, после игры, молодые участники турнира всегда приходили в ресторан отеля «Националь», в котором мы жили, зачастую показывали свои партии Ласкеру и Капабланке. Однажды, когда я позволил себе решительно отвергнуть какой-то ход, Ласкер, к моему удивлению, не согласился. Он защищал позицию, которая, как мне казалось, была безнадежной. Но я не мог доказать, что положение действительно проигранное.