Часа два, пока близнецы резвились на улице, мы имели возможность спокойно поговорить, лишь ненадолго прервавшись, когда Хьюго со страшным треском свалился с яблони. Пег всего-навсего высунулась из окна и, быстро убедившись, что он ничего не сломал, принялась снова рассказывать нам о новой постановке «Волшебной флейты». Поскольку этими выходными заканчивались пасхальные каникулы, она, видимо, уже ни на что не способна была реагировать. Меня заставили подробно перечислить все, чем я занималась в течение последних двух недель, и я послушно это сделала, ухитрившись ни разу не упомянуть имени Макса. Если бы я хоть что-то о нем рассказала, мне бы обязательно пришлось ответить на множество совсем нежелательных для меня вопросов. Я все же позабавила родных историей Джорджа о визите Софии в галерею, правда, выдав ее за загадочную незнакомку.
Мы пили чай – традиция, которой давно следуют мои родители. Вообще они переняли такое множество обычаев тех стран, где мы жили, что в нашем доме никогда не было раз и навсегда заведенного порядка, что, впрочем, всех нас вполне устраивает.
Мы с Пег мыли посуду, пока мама решала кроссворд, а папа вышел к мальчикам, чтобы поиграть с ними в крикет. Он обожает крикет, – эта игра тянется бесконечно, не требует особенно резких движений, и он, играя, может обдумывать новые идеи.
Вероятно, я вытирала одну тарелку минуты три, когда Пег, забрав ее из моих рук, спросила:
– Что случилось, Клэр?
– И ты туда же? То же самое сказал папа, стоило мне войти в дверь!
– Ты же знаешь, что мы с ним оба сразу догадываемся, если с тобой что-нибудь происходит. Так, может быть, ты расскажешь?
Я бросила на нее взгляд полный отчаянья и попросила:
– Не спрашивай.
Пег наклонила голову, сполоснула раковину, опустила рукава своей шелковой блузки, застегнула маленькие перламутровые пуговички – даже в джинсах она напоминала манекенщицу из «Вога» – и, выдвинув для меня стул, заставила сесть.
– Я собственно догадываюсь. Это Макс Лейтон, верно?
– Не представляю, почему ты так решила? – спросила я, потрясенная тем, с какой скоростью она сумела прийти к подобному заключению.
– Ты ни разу о нем не упомянула. Я бы назвала это весьма опрометчивым умолчанием, а?
Я села, обхватила голову руками и вынуждена была признать поражение.
– Вместо того чтобы попусту болтать, ты должна была предупредить меня, что за отчаянная мука – влюбиться.
– Ну-у, тогда это было бесполезно. К тому же ты считала, что с тобой этого никогда не случится. Но почему ты не хочешь со мной поделиться? Поверь, тебе будет легче.
В общем, я ей рассказала. Рассказала все. И Пег, с присущей ей мудростью слушала меня, не перебив ни разу, пока я не закончила.
– Что скажешь? – спросила я, силясь улыбнуться. – Разве это не похоже на меня? Наконец влюбиться и вместо того, чтобы наслаждаться розами и райской музыкой, чувствовать себя так, будто тебя лягнула лошадь. Я же знала, что мне лучше не пробовать.
Пег рассмеялась.
– Клэр, милая, ты же по-другому просто не можешь. Ты не умеешь ничего делать вполсилы. Слушай, я бы с радостью тебе помогла, но боюсь это невозможно. Самый лучший совет, который я могу тебе дать, – не спеши, должно пройти время. Твоя поездка в Грижъер сейчас как никогда кстати. Или все пройдет, или Макс появится сам.
– Макс клятвенно заверяет, что кроме мимолетных связей у него ничего не бывает. Ты разве не понимаешь, почему он предложил мне дружбу? Он сможет разговаривать со мной и не думать о прочей чепухе! Во всяком случае, ему так кажется.
– Послушай, но и ты должна постараться понять. Когда Макс Лейтон влюбился последний раз, по нему прошлось кое-что потяжелее лошадиного копыта!
– Ты упомянула Макса Лейтона, деточка? – спросила мама, входя в кухню. – Клэр, я все время хотела у тебя спросить, с той минуты, как увидела его фамилию в статье, но забывала, и вот только сейчас вспомнила. Не о нем ли писали несколько лет назад все газеты? Что-то насчет того, что он совершил убийство? Может быть, убил жену? Нет, что-то не то. К сожалению, не помню.
Мы с Пег уставились друг на друга, онемев от ужаса.
На следующий день по дороге на Дуврский паром я решила заехать в галерею Джорджа Беннета. Я просто не могла уехать во Францию, не выяснив, с чем связаны смутные воспоминания моей мамы. Как ни пытались мыс Пег вытянуть из нее что-нибудь еще, она так ничего и не вспомнила, а только твердила, что Макс кого-то убил, причем вообще не была уверена, что имеет в виду его.
– Клэр, милочка! Разве мы уже не простились? – Джордж извлек из-за уха карандаш, послюнявил его, сосредоточенно приписал еще несколько цифр к идеально аккуратному столбику и лишь потом снова взглянул на меня. – Или мне показалось? Я совсем замотался, так что не мудрено, если забуду, где моя голова.
– Ты прав, – ответила я, поторопившись убрать стаканчик с малиновым суфле со стула, пока он не сел на него. – Я действительно с тобой попрощалась. Только мне совершенно необходимо тебя кое о чем спросить. Насчет Макса Лейтона.
– Макса Лейтона? А что?