Забегая вперед, скажем, что поначалу дело продвигалось нелегко — новое предприятие давало убытки. Не сколько лет компания работала в долг. Чаплин вынужден был выполнять обязательства по контракту с «Ферст нешнл», и хотя его партнеры, Фэрбенкс, Пикфорд и Гриффит, делали, казалось, невозможное, лишь с выходом на экраны чаплинской «Золотой лихорадки» (1925) все образовалось. Бунт художников против бизнесменов почти удался, какое-то время их действия можно было даже считать удачной деловой операцией. Акции актеров вообще повышались (это было почти как сегодня, когда гонорары звезд исчисляются миллионами). Голливуд из маленького глухого поселка стремительно превращался в кинематографическую столицу Америки. Воздух Калифорнии был полон романтикой больших дел и просто романтикой.
В гостях у продюсера Сэма Голдвина Чаплин познакомился с актрисой Милдред Харрис. Вскоре они поженились. «Я испытывал смешанные чувства. Как будто сам себя загнал в ловушку, обстоятельства этою казались глупыми, действия скоропалительными — союз наш был почти случайным. Но я всегда хотел, чтобы у меня была жена, а Милдред так молода и красива, ей едва исполнилось 19, и хотя я был на десять лет старше, полагал, что все образуется. А для нее замужество стало приключением настолько увлекательным, как если бы речь шла о победе и конкурсе красоты. Это было так похоже на то, о чем она читала в книжках. Чувство реального у нее полностью отсутствовало. Когда я пытался серьезно говорить с ней о наших планах, она не обращала внимания…» Через год родился ребенок, но прожил только три дня. После этого наступило отчуждение. Виделись они редко. Чаплин снимал новые фильмы, Милдред была занята на студии «Метро-Голдвин-Майер». Свободное время она проводила у сестер Гиш, он — у Фэрбенксов. Наконец было решено развестись, расстались они друзьями, но Милдред без стеснения изложила все их семейные проблемы репортерам, которые, конечно, только этого и ждали. Подогревать страсти пресса умела: в результате развод по обоюдному согласию (когда бывшая миссис Чаплин становилась обладательницей капитала в более чем сто тысяч долларов) ее не устроил. К тому же в дело вмешалась компания «Ферст нешнл», у которой возникли разногласия с Чаплином в связи с гонораром за картину «Малыш». Чтобы закончить монтаж фильма, который мог принести ему полтора миллиона, Чарли пришлось уехать из Калифорнии в другой штат, скрываться от судебных исполнителей, нанятых «Ферст нешнл», администрация которой теперь вела нечестную игру, подключив к делу и жену актера. Но все утряслось, сначала он договорился со студией, потом получил развод. Жизнь продолжалась. На какое-то время он вновь оказывается на восточном побережье.
В Нью-Йорке после многих шумных приемов, светских раутов и милой болтовни в домах власть имущих у Чарли появилось острое желание интеллектуального общения. Он не мог отказать себе в удовольствии посидеть в маленьких богемных кафе Гринич-виллидж, познакомиться с обитателями этого заокеанского Монмартра. Там он встретил поэта Харта Крейна. «Крейн был абсолютно нищим. Его отец, миллионер, владелец кондитерских фабрик, непременно хотел, чтобы сын продолжил его дело, и, дабы отбить охоту к поэзии, лишил его всех средств к существованию. У меня нет ни слуха, ни вкуса в том, что касается современной поэзии, но пока я писал эту книгу, довелось прочитать «Мост» Харта Крейна, вещь крайне эмоциональную, исповедальную, необычную и драматическую, пронзительную и образную, на грани болевых ощущений… Вероятно, эта пронзительность была в самом Харте Крейне. А выглядел он очень мягким и добрым человеком. Мы говорили о предназначении поэзии. Я утверждал, что это любовное письмо миру. «Очень маленькому миру», — печально произнес Крейн. Он говорил о моих работах как о продолжении традиций греческой комедии. Я ответил, что пытался читать Аристофана на английском, но так и не смог закончить ни одной вещи.
Потом Харту дали премию Гугенхейма, но слишком поздно. После многих лет нищеты и пренебрежения к его творчеству он запил и был не в себе; возвращаясь из Мексики в Штаты морем, спрыгнул за борт».