Портреты без рамок

Звезда Маккарти начала закатываться при Эйзенхауэре: потеряв чувство меры, он посягнул на высшие эшелоны власти, перестал уважать какие-либо авторитеты. Администрация умело воспользовалась бесцеремонными, непродуманными действиями сенатора, возомнившего, что ему дозволено все. В Конгрессе неэтичное поведение Маккарти подвергли осуждению коллеги — они решили отделаться от него, ибо ждать от «сумасшедшего» можно было что угодно. В 1956 году Маккарти еще собирался баллотироваться в кандидаты в президенты, но к тому времени его уже списали по всем статьям и всерьез не воспринимали. Хронический алкоголизм усугубил бесславный конец.

Но с уходом Маккарти с политической арены, а потом и из жизни не прекратила действовать родившаяся раньше его и пережившая его система «разоблачений». Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности продолжала активные операции. С 1955 года, когда ее председателем стал демократ Фрэнсис Уолтер, комиссия, фактически, превратилась в постоянное подразделение политической полиции, лишь замаскированное под орган законодательной системы. Методы «разоблачений», впрочем, остались старыми, а объекты — только «коммунистическими». Уолтер мог допекать членов Национального совета христианских церквей, преследовать известного певца Питера Сигера, с пристрастием допрашивать 110 учителей из Калифорнии, но повторял утверждения своих предшественников, что ку-клукс-клан и профашистские объединения вне ноля его патриотической активности, так как являются «внутренними» организациями: в его понимании это означало отсутствие «руки Москвы». Все правые силы давно стали союзниками комиссии, и никого не удивило в 1961 году пикетирование Белого дома молодчиками из Американской нацистской партии. Они хотели поддержать комиссию, против действий которой нарастал протест. Возник и начал работу Комитет граждан за защиту американской свободы, члены его доказывали антиконституционный характер комиссии. Было нелегко: те же фашиствующие элементы не ограничивались только угрозами, совершали нападения, терроризировали (секретарю Комитета Франку Уилкинсону даже отказали в этой связи в страховке жизни). Но протесты продолжались. Мощные студенческие демонстрации под лозунгами ликвидации комиссии прошли в Сан-Франциско, где комиссия бесчинствовала во время своих выездных сессий в 1953, 1956, 1957 и 1960 годах. Гувер поспешил окрестить эти выступления «бунтами, подстрекателями которых стали коммунисты». Но даже члены верховного суда США вынуждены были заявить, что комиссия, «возможно», превышает свои полномочия и незаконно присваивает право вольно толковать понятие «антиамериканская деятельность»: от связей с агентами иностранной державы до случайно оброненного слова…

Лиллиан Хелман, заканчивая книгу «Время негодяев», замечает: «Я написала, что освободилась от воспоминаний, вылечилась. Но это верно только в общих чертах, потому что не верю я, что можно вылечиться полностью. Прошлое, со всеми его удовольствиями, наградами, глупостью, бедами, всегда с нами, так и должно быть. Сейчас, когда я заканчиваю повествование об этом далеко не приятном периоде моей жизни, говорю себе, что то, что было тогда и что есть теперь, и годы между этими тогда и теперь, и вчера и сегодня — связаны воедино».

Годы маккартизма и сталинских репрессий заставили народы — американский и советский — держать суровый экзамен. Тысячи пали духом, тысячи стали негодяями, но тысячи выстояли. Досталось и последующему поколению. Потому что даже в период разрядки мы общались с американцами так, словно ждали подвоха друг от друга каждую минуту.

Мы ездили в американские семьи (я тогда работал в США), чтобы поговорить с людьми по-человечески, но потом нас просили писать отчеты об этом. На приеме в доме миллионера, куда меня в середине 70-х пригласили как чуть ли не единственного русского, непонятно как оказавшегося на западном побережье в Калифорнии, лос-анжелесские бизнесмены и деятели культуры задавали вопросы на уровне их детей, с которыми я встречался накануне в школе: знания тех и других о нас и нашей «экзотической» стране были в лучшем случае равны нулю, в худшем — построены на информации комиссии. Но интерес к общению был огромный. Работники Голливуда, известные актеры, режиссеры, могущественные администраторы студий охотно шли на контакт, ибо встретиться с русским в свободной обстановке — не на официальных переговорах или во время конференции, где выступающие изощрялись во всевозможных взаимных обвинениях, — было так же интересно, как с инопланетянином.