Портреты и прочие художества

Инициатива оказалась в очередной раз наказуемой – больница не получила оборудования. Я, разозлившись, испортил отношения с главврачом, дети и их родители потеряли возможность слышать мой ежегодный концерт, так как я перестал им петь. А Ник?.. Ник, я думаю, еще раз заблудился в «загадочной русской душе».

IV

Жизнь продолжалась. Я гастролировал, записывался, в общем, функционировал в своем обычном режиме. Валов, перебравшись в Москву и создав семью с Натальей, реже нуждался во мне и наших многочасовых разговорах, и слава Богу… Ник в своих Америках как-то трудился, и мы лишь изредка перезванивались, приурочивая звонки к праздникам. В кино этот период был бы заменен фразой – прошло восемь лет. Да, да, восемь лет, когда ничего экстраординарного не происходило, что поменяло бы уровень наших отношений. Даже мои и валовские приезды в Эл-Эй и приезды Ника, а также его детей в Москву не оставляли заметного следа.

А через восемь лет ушла из жизни Дайана – жена Ника. Он позвонил в Москву и сказал, что ему плохо.

Мы пригласили его в гости, и он, как мне показалось, с радостью принял приглашение. Мы с Валовым выработали «комплекс мероприятий» по возвращению нашего калифорнийского дружка к жизни. В этой программе «музицирование» рассматривалось, как мощный психотерапевтический инструмент воздействия на Ника. В этот раз Ник остановился у меня. Никаких «Метрополей» и «Националей». Совместные застолья и бесконечные беседы, в основном о Дайане, о том, как у них все было. Я в сотый раз слушал его рассказ, как они на островах встречали рассвет и как она его вдохновляла, как она умела слушать и о том, что он «до сих пор не понимает, почему она выбрала его».

Валов не всегда присутствовал при наших беседах, и моего английского не всегда хватало, чтобы понять детали рассказа Ника. Но я, как преданный пес, смотрел в глаза моего американского друга и искренне переживал его трагедию. А ему и не надо было, чтобы я понимал, главное, что я слушал. И Ник пошел на поправку. Я это заметил, когда он начал улыбаться, а потом и вовсе вспомнил «старые времена» и попросил меня рассказать анекдот.

– Я так люблю русские анекдоты.

Валов прокомментировал улучшение состояния здоровья нашего банкира так:

– Знаешь, их пресловутое «keep on smiling» (держи улыбку) приводит к тому, что они эту улыбку приклеивают к своему лицу, плотно закрыв все двери и окна в свою душу. Разговор по душам – это типично русское изобретение. Ты своей внимательностью и куском души, который отдал Нику, больше сделал, чем все антидепрессанты, прописанные ему «чудо-докторами». Живя в Силиконовой долине, сам поневоле становишься компьютером.

– А я кто? Наверное, арифмометр?

– Нет, арифмометр я, а ты счеты, нет, даже счетные палочки.

И Ник улетел в Америку, чтобы вернуться в Москву на мой очередной юбилей и, как водится, на сопровождающий это событие концерт. Репетиции мои с московскими музыкантами проходили в ДК какой-то закрытой военной организации, где надо было предъявлять паспорта. В общем, режим… Американцам вход туда был запрещен, и мы решили сыграть нашу старую добрую песню «Новый мир» и классическую «Johnny be good». На коленках и акустических гитарах мы вспоминали, что пели и играли, и успокоились.

А еще Ник затеял фильм о начале русского рок-н-ролла, о том, что он раскачивал «лодку большевизма». Валера Сейнтский, ну, тот, который из «Street dogs», тянул Ника и съемочную бригаду в Ригу. Именно там, твердил Валера, который был родом из Риги, произошло землетрясение, вызвавшее цунами рок-н-ролла, смывшего деспотию большевизма. Стас Намин, оказавшийся в нужном месте в нужное время, убеждал Ника, что кремлевский рок был зачат в недрах его группы «Цветы».

– А как же «Дон-река»? – спрашивал Стаса Ник.

– Какая еще «река»? – возмущался Стас, – не знаю никакой «Дон-реки».

– Как? Ну, такая красивая песня Славы.

– Ник, слушай «Цветы», и ты найдешь ответы на все вопросы.

А я был занят подготовкой концерта, и мне не было дела – зачислят ли меня в патриархи рок-н-ролла и буду ли я одним из тех, кто закладывал «мину замедленного действия» под основы основ.

Вообще-то, если так делаются все исторические исследования, то грустно, господа. Но, как говаривал Наполеон, историю пишут победители. А я, видно, воевал на другой войне, хотя, скорее, проповедовал пацифизм, граничащий с пофигизмом.

И был концерт, и опять хороший успех группы, состоящей из русских и американских товарищей. И мы спели любимую Ником и совершенно не известную Стасу Намину песню «Дон-река».

Ник улетел в Лос-Анджелес, переполненный впечатлениями, подарками и записями с интервью патриархов отечественного рока. Фильм до сих пор дорабатывается. А выйдет ли? Узнает ли передовая общественность, как все было на самом деле, или будет беспомощно плутать в диких зарослях первобытного русского рок-н-ролла, царапая душу и память?