Те, кто не видит или не хочет понять чудесные перемены в мире, страдают удивительным отсутствием воображения. Возможно, потребуется еще какое-то время, пока писатели интуитивно и без всякого напряжения поймут все это. Доказательства правомерности подобных надежд перед нашими глазами. Эти доказательства состоят в подробностях повседневной жизни людей, которых мы знаем. Я родился в 1905 году в бедной семье, жившей в промышленном городе. Когда я смотрю на современные дома, в которых обитают заводские рабочие, перемены кажутся мне разительными. Перемены, совершившиеся в жизни вашей страны, должны казаться вам не просто разительными, но прямо-таки фантастическими. Ваш народ — если иметь в виду материальные условия его повседневного быта — нынче становится богаче нашего народа. И когда вы обгоните нас, мы будем вас приветствовать. Мы не забыли, что вы выстрадали во время войны. Мое поколение в Англии никогда не забудет этого. Какого бы благосостояния, достатка и успеха ни достиг ваш народ, мы будем считать, что это меньше, чем вы заслуживаете. Ни один народ в истории никогда не заслуживал зажиточной жизни больше, чем вы.
Итак, наши надежды в области социального прогресса не должны знать границ. Жизнь каждого человека в вашей и в моей странах будет становиться все более богатой, в смысле обеспеченности пищей, жильем, медицинской помощью; машины будут все больше облегчать труд людей. Добиться всего этого в наших силах. Ведь сегодня мы владеем такой богатой техникой!
Полагаю, что материальные условия жизни человека подвластны нам и что мы можем избавить его от лишений. Но я не думаю, что некоторые индивидуальные стороны человеческого существования подвластны нам в той же мере, и считаю, что было бы неразумно и негуманно возбуждать в этом смысле ложные надежды. Позвольте привести следующий пример. У моего друга, одного из высоких должностных лиц, был такой сын, какого только может пожелать себе человек. Недавно этот юноша умер в возрасте 19 лет от рака костей. Я думаю, что этот случай может вызвать у всех нас двоякую реакцию. Мы должны постараться достигнуть со временем такого положения, когда рак костей станет излечим. И это может случиться сравнительно скоро. Активно содействовать этому — наш социальный долг, вытекающий из условий нашего социального существования. Но с другой стороны, мы не можем забывать, что при всей доброй воле, знании и предвидении, какие только могут быть в мире, как человеческие существа, мы не можем быть застрахованы от болезней и иных превратностей судьбы.
На долю каждого из нас выпадают те или иные личные страдания. Всем нам приходится быть свидетелем страданий любимых людей. Смерть близких причиняет нам страшную боль. Это устранить нельзя. То, что я хочу сказать, сводится к следующему. В нашем личном жизненном опыте имеется трагический элемент; он сохранится, покуда человек останется человеком, и мы не могли бы считать себя людьми, если бы не чувствовали этого. С другой стороны, мы не были бы вправе считать себя людьми, если бы не посвятили себя тому, чтобы страдания других были сокращены до предельного минимума. Каждый из нас умирает в одиночку — что ж, такова судьба, против которой мы не можем бороться, но есть в нашей жизни немало вещей, не зависящих от судьбы, и мы не будем достойны имени людей, если не станем с ними бороться.
Как это ни печально, но приходится сказать, что есть одна первостепенная задача, которую необходимо решить прежде, чем вы в своей стране, а мы в нашей сможем удобно усесться в кресла и, откинувшись на спинки, предаться духовным радостям. В этом веке мы пережили одну из бурь истории — вы в большей степени, чем любой другой народ, — и, хотя мы уже видим, как небо проясняется, хорошая погода еще не наступила. Я хочу привести выдержку из публичной лекции, которую прочел в мае прошлого года в моем старом Кембриджском университете. Мне не хотелось бы, чтобы советские читатели думали, будто я говорю им одно, а моим соотечественникам — другое. Нехорошо разговаривать двумя различными голосами. Итак, в этой лекции, озаглавленной «Две культуры и научная революция», я сказал следующее: