Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянове)

Не верую я в Небо,
Ни в Новый, ни в Ветхий Завет,
Я только в глаза твои верю,
В них мой небесный свет.
Не верю я в господа бога,
Ни в Ветхий, ни в Новый Завет,
Я в сердце твое лишь верю,
Иного бога нет.
Не верю я в духа злого,
В геенну и муки ее.
Я только в глаза твои верю,
В злое сердце твое.

Подлинник:

Ich glaub' nicht an den Himmel,
Wovon das Pfдfflein spricht;
Ich glaub' nur an dein Auge,
Das ist mein Himmelslicht.
Ich glaub' nicht an den Herrgott,
Wovon das Pfafflein spricht;
Ich glaub' nur an dein Herze,
'Nen andern Gott hab' ich nicht.
Ich glaub' nicht an den Bцsen,
An Holl' und Hцllenschmerz;
Ich glaub' nur an dein Auge
Und an dein bцses Herz.

[Я не верую в небо, о котором толкует попишка, — я верую лишь в твои глаза, это мой небесный свет.

Я не верую в господа бога, о котором толкует попишка, — я верую лишь в твое сердце, иного бога у меня нет.

Я не верую в лукавого, в ад и муки ада, я верую только в твои глаза и в злое твое сердце.]

Оба перевода очень близки к подлиннику, от которого они отступают лишь в малой мере, лишь в несущественных деталях. (В начале первого стихотворения — в подлиннике — поэт проходит не мимо «окна», а мимо «дома», во втором же стихотворении у Гейне нет слов про Новый и Ветхий Завет, а упоминается небо, про которое говорит поп.) Соблюдено решающее — весомость простых слов, их пропорции, противопоставления, неожиданность сочетаний (»Я только в глаза твои верю, в злое сердце твое» — здесь очень ощутим контраст с традиционно сентиментальным «добрым сердцем»).

Этот Гейне очень серьезен. И серьезность является у Тынянова тем основным эмоциональным тоном, на котором искрится во всей своей изобретательности остроумие поэта и дает себе волю его беспощадная насмешка.

Многие стихотворения Гейне имеют многоплановый характер, и сатира сочетается в них с иронической фантастикой. Среди переведенных Тыняновым стихотворений таковы «Мария-Антуанетта», «Бог Аполлон», «Белый слон». Гейне здесь не только блестящ, но и причудлив, сложен в выборе образов и воплощающих их слов. Насколько удавалось Тынянову соблюсти эти черты в переводе, может иллюстрировать, например, отрывок из «Белого слона» — то место, где астролог дает королю Сиама совет, как исцелить слона, заболевшего от любви:

Хочешь спасти ведь, хочешь слона ведь
В млекопитающем мире оставить,
Пошли же высокого больного
Прямо к франкам, в Париж, — и готово!
...Как весело, любо живешь, спешишь
В тебе, любезный город Париж!
Там прикоснется твой слон к культуре,
Раздолье там его натуре.
Но прежде всего открой ему кассу,
Дай ему денег по первому классу,
И срочным письмом открой кредит
У Ротшильд-freres на Rue Laffitte 1.
Да, срочным письмом — на миллион
Дукатов примерно. Сам барон
Фон Ротшильд скажет о нем тогда:
«Слоны — милейшие господа».

«Willst du ihn retten, erhalten sein Leben,
Der Saugetierwelt ihn wiedergeben,
O Konig, so schicke den hohen Kranken
Direkt nach Paris, der Hauptstadt der Franken.
...Es lebt sich so lieblich, es lebt sich so sub
Am Seinestrand, in der Stadt Paris!
Wie wird sich dorten zivilisieren
Dein Elefant und amьsieren!
Vor allem aber, o Konig, lasse
Ihm reichlich fьllen die Reisekasse,
Und gib ihm einen Kreditbrief mit
Aub Rotschild frиres in der rue Laffitte.
«Ja, einen Kreditbrief von einer Million
Dukaten etwa; — der Herr Baron
Von Rotschild sagt von ihm alsdann;
Der Elefant ist ein braver Mann!»