Портреты пером

«31 мая. — Сильный дождь с утра… Хотел ехать в Павловск, сильно тянуло…

1 июня. — …поехал в Павловск. Вечер у Конради. Прогулка, музыка… Для моего сердца готовится или новое горе, или новая радость… Опоздал к последнему поезду в Петербург. Ночевал в кафе ресторана.

2 июня. — Весь день дождь. Обратный путь в Петербург… Конради у меня я отдал ему письмо к ней. Он советовал подождать, но письмо взял — и так в несколько строк я заключил все мое будущее — я никогда не женюсь, если она откажет…»

Вот его письмо к Жозефине:

«Если бы в голове моей возникло хоть малейшее сомнение в том, что я люблю Вас, если б я в силах был вообразить себе те блага или те сокровища, на которые я мог бы променять счастье обладать Вашей рукою, если бы я хоть на минуту струсил перед неизвестным будущим, я счел бы чувство мое непрочным, скоропреходящим, воображаемым — и, поверьте, не осмелился бы ни писать к Вам, ни просить руки Вашей.

Не сомневайтесь в искренности слов моих, так же, как я не сомневаюсь в них.

Простите меня, если мое признание не обрадует, но опечалит или обеспокоит Вас…

Ваше „нет“, конечно, будет для моего сердца новым, великим горем; но, во имя правды, я мужественно снесу его — не позволю себе ни малейшего ропота и останусь по-прежнему

Вас глубоко уважающий, Вам преданный и готовый к услугам

Я. Полонский».

Она дала согласие.

Нет, она его не любила. Ведь он был даже старше Лаврова (уже стукнуло сорок шесть) и далеко не красавец. Но никто за нее не сватался, кроме Лаврова и Полонского, и Полонский имел то преимущество, что не был обременен семьей и не сидел теперь в крепости.

По словам Елены Андреевны Штакеншнейдер, Жозефина решила тогда выйти замуж потому, что «ей некуда было голову приклонить».

Полонский почувствовал ее холодность и с болью сказал, что без ее сердца ему не нужно ее руки. Она попыталась как-то изобразить, что любит его, — у нее это плохо получалось…

«Если не любишь, — написал ей Полонский, — …скажи мне это перед свадьбой. Я скажу, что я не сумел приобрести твоего расположения — и ты, по чистой совести, отказала мне… Все это я мог бы на словах передать тебе, но обо всем этом мне тяжело говорить!»

«За несколько недель до свадьбы он посылал меня к ней, — вспоминает Елена Андреевна, — и просил: „Сойдись с ней и узнай ее, дойди до ее сердца и скажи ей, что если она меня не любит, то пусть мы лучше разойдемся“. Я, после тщетных попыток проникнуть, куда он меня посылал, т. е. к ее сердцу, отвечала ему: „Дядя, у меня ключа от ее сердца нет“.

17 июля Яков Петрович Полонский и Жозефина Рюльман венчались в церкви.

Счастливыми себя не чувствовали ни он, ни она.

Он невесело написал Елене Андреевне 24 августа: „У меня еще не было медового месяца, и, стало быть, отрезветь мне не от чего… Задаю себе одну из труднейших для меня задач в жизни — это приучить жену мою хоть со мною поменьше церемониться“.

Надо же было как-то друг к другу привыкать…

А Лавров был выпущен из крепости в конце того же года и отправлен в ссылку — в лесную глушь, в Вологодскую губернию.

Осенью новый и малозаметный журнал „Женский вестник“ напечатал первые две главы поэмы „Братья“.

Летом 1867 года Федор Иванович Тютчев, едучи в Москву, взялся передать третью главу „Братьев“ и новые стихи Полонского Каткову, для „Русского вестника“. И третью, и несколько последующих глав поэмы „Братья“ Катков принял и напечатал.

Запальчивые строки о поэзии прозвучали в четвертой главе: