Мы слышали, однако, что Сталин теорию ножниц еще за полгода до съезда назвал «буржуазным предрассудком». Это самый простой выход из положения. Если вы деревенскому знахарю скажете, что кривая температуры является одним из важнейших показателей благополучия или неблагополучия организма, то знахарь вряд ли поверит вам. Если же он нахватался ученых слов и научился, в довершение беды, свое знахарство выдавать за «пролетарскую медицину», то он наверняка ответит вам, что термометр есть буржуазный предрассудок. Если у этого знахаря в руках власть, то он, во избежание соблазна, разобьет термометр о камень, или, еще хуже, о чью-нибудь голову.
В 1925 году дифференциация советского крестьянства была объявлена предрассудком паникеров. Яковлев был направлен в Центральное статистическое управление и отобрал там все марксистские термометры на предмет разрушения. Но беда в том, что изменения температуры не прекращаются в отсутствие термометра. Зато проявления скрытого органического процесса застигают целителей и исцеляемых врасплох. Так было с хлебной забастовкой кулака, который неожиданно оказался руководящей фигурой в деревне и заставил Сталина произвести 15 февраля 1928 года (см. «Правду» от этого числа) поворот на 180 градусов.
Термометр цен имеет не меньшее значение, чем термометр дифференциации крестьянства. После XII съезда партии, где ножницы впервые получили свое наименование и свое истолкование, значение их начало входить во всеобщее понимание. В течение следующих трех лет ножницы неизменно демонстрировались на пленумах ЦК, на конференциях и съездах именно как основная кривая хозяйственной температуры страны. Но затем они постоянно стали исчезать из обихода, и наконец на исходе 1929 года Сталин объявил их «буржуазным предрассудком». Так как термометр оказался своевременно разбит, то у Сталина не было никакого повода представлять XVI съезду партии кривую хозяйственной температуры.
Марксистская теория есть орудие мысли, служащее для уяснения того, что есть, что становится и что предстоит, и для определения того, что надо делать. Сталинская теория есть служанка бюрократии. Она служит для оправдания зигзагов задним числом, для сокрытия вчерашних ошибок и, следовательно, для подготовки завтрашних. Умолчание о ножницах есть центральное место сталинского доклада. Это может показаться парадоксом, ибо умолчание есть пустое место. Но это тем не менее так: в центре сталинского доклада стоит сознательно и преднамеренно просверленная дыра.
Консулы, бдите, дабы от этой самой дыры не было диктатуре ущерба!
II. Земельная рента, или Сталин углубляет Энгельса и Маркса
В начале своей борьбы с «генеральным секретарем» Бухарин заявил как-то, что главной амбицией Сталина является заставить признать себя «теоретиком». Бухарин достаточно хорошо знает Сталина, с одной стороны, азбуку коммунизма, с другой, чтобы понимать всю трагикомичность этой претензии. В качестве теоретика Сталин выступал на конференции аграрников-марксистов. В числе многого другого не поздоровилось при этом земельной ренте.
Еще совсем недавно (1925 г.) Сталин подводил дело к укреплению крестьянских участков на десятки лет, т. е. фактической и юридической ликвидации национализации земли. Наркомзем Грузии, не без ведома Сталина, разумеется, внес в то время законопроект о прямой отмене национализации. В том же духе работал и российский комиссариат земледелия. Оппозиция забила тревогу. В своей платформе она написала:
«Партия должна дать сокрушительный отпор всем тенденциям, направленным к упразднению или подрыву национализации земли, одного из устоев диктатуры пролетариата».
Подобно тому, как в 1922 году Сталин отказался от своих покушений на монополию внешней торговли, он в 1926 году отказался от покушений на национализацию земли, объявив, что его «не так поняли».
После провозглашения левого курса Сталин стал не только защитником национализации земли, но и немедленно же обвинил оппозицию в непонимании всего значения этого института. Вчерашний нигилизм по отношению к национализации оказался сразу заменен ее фетишизмом. Марксова теория земельной ренты получила новое административное задание: оправдать сталинскую сплошную коллективизацию.