Портреты революционеров

Со времени последних «успехов» Кремля стало модой сравнивать нынешнюю московскую политику со старой политикой Великобритании, которая, сохраняя по возможности нейтралитет, поддерживала равновесие в Европе и в то же время крепко держала ключ от этого равновесия в своих руках. На основании этой аналогии Кремль стал на сторону Германии как более слабой стороны, чтобы в случае слишком больших успехов Германии перекинуться на сторону противного лагеря. Здесь все опрокинуто на голову. Старая политика Лондона была возможна благодаря огромному экономическому перевесу Великобритании над всеми странами Европы. Советский Союз, наоборот, является в экономическом смысле самой слабой из великих держав. В марте этого года Сталин после ряда лет неслыханного официального хвастовства впервые заговорил на съезде партии о сравнительной производительности труда в СССР и на Западе. Целью его экскурсии в область мировой статистики было объяснить ту нищету, в которой все еще живут народы СССР. Чтобы догнать в отношении чугуна Германию по расчету на душу населения, СССР должен был бы производить не 15 миллионов тонн в год, как ныне, а 45 миллионов; чтобы догнать Соединенные Штаты, надо было бы довести ежегодную выплавку до 60 миллионов, т. е. повысить в четыре раза. Так же, и даже еще менее благоприятно, обстоит дело со всеми остальными отраслями хозяйства. Сталин выразил, правда, надежду на то, что Советский Союз догонит передовые капиталистические страны в ближайшие 10—15 лет. Срок, разумеется, гадательный! Но до истечения этого срока участие СССР в большой войне означало бы, во всяком случае, борьбу с неравным оружием.

Моральный фактор, не менее важный, чем материальный, резко изменился за последние годы к худшему. Тенденция к социальному равенству, возвещенная революцией, растоптана и поругана. Надежды масс обмануты. В СССР есть 12—15 миллионов привилегированного населения, которое сосредотачивает в своих руках около половины национального дохода и называет этот режим «социализмом». Но кроме того, в стране есть около 160 миллионов, которые задушены бюрократией и не выходят из тисков нужды.

Отношение к войне у Гитлера и Сталина в известном смысле прямо противоположное. Тоталитарный режим Гитлера вырос из страха имущих классов Германии перед социалистической революцией. Гитлер получил мандат от собственников какою угодно ценою спасти их собственность от угрозы большевизма и открыть им выход на мировую арену. Тоталитарный режим Сталина вырос из страха новой касты революционных выскочек перед задушенным ею революционным народом. Война опасна для обоих. Но Гитлер не может разрешить своей исторической миссии иными путями. Победоносная наступательная война должна обеспечить экономическое будущее германского капитализма и вместе с тем национал-социалистический режим.

Иное дело Сталин. Он не может вести наступательной войны с надеждой на успех. К тому же она не нужна ему. В случае вовлечения СССР в мировую войну с ее неисчислимыми жертвами и лишениями все обиды и насилия, вся ложь официальной системы вызовут неизбежно глубокую реакцию со стороны народа, который совершил в этом столетии три революции. Никто не знает этого лучше, чем Сталин. Основная идея его внешней политики – избежать большой войны.

К изумлению дипломатических рутинеров и пацифистских ротозеев Сталин оказался в союзе с Гитлером по той простой причине, что опасность большой войны могла идти только со стороны Гитлера и что, по оценке Кремля, Германия сильнее своих нынешних противников. Длительные московские совещания с военными делегациями Англии и Франции послужили не только прикрытием переговоров с Гитлером, но и прямой военной разведкой. Московский штаб убедился, очевидно, что союзники плохо подготовлены к большой войне. Насквозь милитаризованная Германия есть страшный враг. Купить ее благожелательность можно только путем содействия ее планам. Этим и определилось решение Сталина.