Портреты византийских интеллектуалов. Три очерка

Дайте же нам наше, или вернее, дайте общему Отцу. Ведь Он принимает, если мы протягиваем руку. Он не гнушается брать в долг свое собственное как чужое и возвращает назад с лихвой. Если же вы неохотно даете в долг тому, кто дал (вам), Он передает полностью все другим, более благоразумным и верным управителям, которые не только о своем добре пекутся, но будут добросовестно заботиться и о тех, ради которых они получили. И это естественно, что Он приносит бедность тем, кто плохо управляет делами, болезнь — злоупотребляющему здоровьем, распрю вносит в коварную дружбу, рабство взамен пагубной для души свободы. И Он изобилием мудрости делал лучшими путем противоположностей тех, кто пользовался добром не по-хорошему. Так многие из вас страдали, будучи отвергнутыми из-за пороков[143].

Богатые. Знаем, знаем это и мы получше вас, голые софисты. Но когда наши близкие не слышат звона золота, они никогда не проявляют заботы о нас — ни друг, ни сосед, ни брат, ни кто-нибудь другой. И не думают они, что мы достойны священной церемонии после смерти. Не будут бороться различные церкви за (право) свершения нашего погребения. Нас не примут пышные и достойные могилы, не будет псалмов и песнопений, хвалебных речей ораторов, множества свечей и собрания сановников при выносе тела, ни криков родственников, ни слез их, ни биений в грудь, ни погребальных причитаний оплакивающих (нас) женщин. Нам не окажут чести всем этим, и долго мы будем лежать непогребенными, как будто нас прокляли, и все будут отворачивать от нас глаза. И только потом когда-нибудь те, которым понадобятся наши дома, не будучи в состоянии выносить запаха, смешают наш прах с землей, не воздавая почестей.

И вот, чтобы не быть лишенными всего этого, чтобы избежать такой жизни и таких похорон—ведь это известно вам по опыту — поэтому вполне разумно, что мы любим золото и ценим его выше самих душ. Обладание им и его сохранение наиболее желанно везде. И мы решаемся все претерпеть ради него.

Бедные. Но что за честь, наилучшие, в крокодиловых слезах, в похоронах и могилах, принявших ваши имена, по сравнению с вечною обителью, где ваши души будут подвергнуты вечным пыткам и наказаниям. Из могил прах ваш часто выбрасывался врагами, а прах недостойных и нечестивых, бывает, покрывает могилы героев. И что это за слава, имеющая в основе выгоду и наследство? И какой вред от утраты этого имеющему милосердную душу и помещающему богатства и призвание на небесах и не совершившему поступка, достойного слез?

Люди вдохновенные учат нас, что для оставляющих этот мир нет чести выше доброго имени, каков бы ни был ранее их образ жизни какая бы часть созданного мира не приняла их[144]. Они даже провозглашают, что скромные похороны как бы являются провозвестником прекрасного воскресения. Удостойтесь же его и вы, подражая милосердному Христу в его благосклонности и любви к людям, его же есть слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Димитрий Кидонис Монодия [145] на павших в Фессалонике [146]

1. Люди, избежавшие рук сородичей! Сколько я ни смотрю вокруг, я не могу, как подобает, описать город, в котором мы это пережили. Стены города стоят, но внутри сооружен трофей победы над гражданами — и это вынуждает назвать его, как и беженцы называют обезлюдевший город, худшим, чем Стикс и Кокит[147] или земля варваров.