Портреты заговорили. Пушкин, Фикельмон, Дантес

сделать им честь провести у них вечер в следующее воскресенье 24 апреля в 10 часов.

RSVP[468]».

На первый взгляд этот пригласительный билет не представляет никакого интереса. Работая в архиве, я даже сомневался, стоит ли его переписывать. Решил все же выяснить, в какой свой приезд А.И. Тургенев получил это приглашение, – иногда и мелочи бывают полезны. Выбор казался простым – 24 апреля Тургенев был в Петербурге в 1832 и 1837 годах. Оказалось, однако, что в 1832 году соответствующее число апреля пришлось на вторник, а в 1837 году – на понедельник. На всякий случай я обратился и к 1831 году. Выяснилось, что именно в этом году 24 апреля было воскресенье.

Предположить ошибку в тексте приглашения вряд ли возможно, тем более что 24 июня 1831 года Александр Иванович уже находился в пути – ехал в Москву. Приходится, таким образом, считать, что он прибыл в Петербург не в июне, а около апреля, и его пребывание в столице продолжалось не несколько дней, а около двух месяцев.

Д.Ф. Фикельмон, во всяком случае, познакомилась с А.И. Тургеневым еще в 1831 году. В письме к ней из Остафьева от 5 июля П.А. Вяземский сообщает: «Александр Тургенев, который приехал провести со мной несколько дней в деревне, поручает мне Вам кланяться и передать Вашей матушке, что он всецело занят неким письмом о воспитании»[469].

О том, что А.И. Тургенев и Долли Фикельмон встречались еще в 1831 году, свидетельствует и одно из недатированных писем графини[470]: «Вот, дорогой Тургенев, письма Курье, прошу прощения за то, что задержала так долго. Сегодня я переезжаю на Острова, но надеюсь, что вы не уедете, не навестив хотя бы ненадолго. Вы должны были бы также съездить к маме, которая все еще состоит сиделкой[471].

Среда.

Графиня Фикельмон».

В письме к Вяземскому от 13 октября 1831 года Дарья Федоровна упоминает о том, что она читает «в данное время письма Курье», которые, очевидно, получила от Тургенева в июне или раньше. Вернула она их Александру Ивановичу только в следующий его приезд – в 1832 году. Фикельмоны обычно переезжали на дачу в начале июня. Тургенев уехал за границу 18 июня. Приведенное выше письмо можно, следовательно, датировать первой половиной июня 1832 года.

Вероятно, к тому же времени относится следующая записка Фикельмон:

«Прошу вас, сударь, сделать нам удовольствие отобедать у нас в следующую пятницу в пять с половиной.

Буду вам признательна, если вы не откажете в моей просьбе, так как вы намерены вскоре нас покинуть, и я хочу видеть вас почаще, пока вы будете, среди нас.

Понедельник.

Графиня Фикельмон».

Единственная, по словам А.В. Флоровского, запись в дневнике Дарьи Федоровны, посвященная А.И. Тургеневу, сделана 2 апреля того же года. По мнению графини, у него несомненно «много ума», «он в высшей степени культурен и вполне европеец»[472]. Надо сказать, что и на этот раз обычная наблюдательность Долли ей не изменила. Оставаясь вполне русским человеком, А.И. Тургенев действительно был «европейцем до мозга костей», – на мой взгляд, значительно более европейцем, чем, например, князь Вяземский, несмотря на все его тяготение к Западу.

Мы видим, что еще в 1831 году А.И. Тургенев счел возможным сообщить Е.М. Хитрово, а значит, и Д.Ф. Фикельмон, что он занят таким важным вопросом, как записка Пушкина «О народном воспитании», предназначенная для личного сведения царя. В 1832 году он и графиня Фикельмон, несомненно, близкие знакомые, но вряд ли Дарья Федоровна в это время считает Тургенева своим другом. Характерно, что и письмо и записка подписаны «графиня Фикельмон». В переписке с друзьями своего титула она не употребляла почти никогда.

Можно думать, что десятимесячное пребывание Александра Ивановича в Италии (сентябрь 1832 – июнь 1833), откуда он, вероятно, не раз писал графине, душевно сблизило ее с Тургеневым. Ведь он побывал в ее любимом Неаполе, был и во Флоренции…

Во всяком случае, вот письмо Фикельмон, подписанное уже по-дружески «Долли Ф.»[473]:

«Посылаю вам Луизу Строцци[474], которую прочла с удовольствием, беспрестанно переносясь под прекрасное небо Тосканы, которую я так люблю.

Я так рада, дорогой Тургенев, узнав, что вы выздоровели – эта гадкая нога долго лишала нас удовольствия вас видеть, а теперь, когда вы можете выходить, я не знаю, когда я смогу попросить вас ко мне прийти, так как Фикельмон по-прежнему болен. Надеюсь все же, что вскоре я смогу вас попросить уделить мне немного времени для вашей доброй и любезной беседы. В ожидании этого шлю дружеский привет.

Пятница.

Долли Ф.

Господину Тургеневу».

Упоминание о «Луизе Строцци» позволяет довольно точно датировать и это послание. Из письма Тургенева к Вяземскому от 23 октября 1834 года[475] мы узнаем, что Долли Фикельмон прочла этот роман и нашла его длинным и скучным. Таким образом, письмо Дарьи Федоровны датируется октябрем этого года, так как в