Портреты заговорили

Об этом визите царя, с точки зрения придворного этикета надо сказать весьма необычном, Дарья Федоровна подробно рассказала в письме к мужу. Впервые она увидела царя в среду 11(23) июня, 15 (27) она описывает эту встречу в выражениях весьма восторженных: {Дневник Фикельмон, с. 30.} "...Я от нее совсем без ума ("J'en suis tout à fait folle") и никогда не видала ничего более любезного и лучшего <...> Он начал с того, что расцеловал маму и поблагодарил ее за то, что она ему сразу же написала. Он пробыл у нас два часа, неизменно разговорчивый, добрый и ласковый и как будто он всю жизнь провел с нами. Екатерина и я, мы сейчас же попросили у него разрешения обращаться с ним как с частным лицом, что привело его в восхищение. Он повторил нам, по крайней мере, раз двадцать, чтобы мы не усваивали здешних привычек и оставались такими, как есть -- без всякой искусственности. Он говорил о тебе и о твоей репутации военного. Царь сказал, что прусский король обрисовал ему нас и отозвался о нас с таким дружеским чувством, что ему (Александру.-- Н. Р.) трудно было дождаться встречи с нами. Словом, я нахожу его прелестным". Вероятно, опытный дипломат Фикельмон, читая в Неаполе эти излияния юной жены, умно и добродушно посмеивался. Он-то знал отлично, какой простой и добрый человек император Всероссийский, которого Наполеон называл "лукавым византийцем"... Внимание, которое оказывала русская царская семья жене, теще и свояченице австрийского посланника при дворе одного из многочисленных итальянских государей, вероятно, было приятно Фикельмону и как человеку и как дипломату, естественно рассчитывавшему на дальнейшую служебную карьеру. А внимание действительно оказывалось исключительное. О двухчасовом визите царя к "генерал-майорше Хитрово", каковой бывшая фрейлина Елизавета Михайловна числилась со времени своего второго замужества, мы уже говорили подробно. 27 июня (9 июля) Дарья Федоровна пишет мужу: {Дневник Фикельмон, с. 31.}"Вчера мы получили приглашение от императрицы Елизаветы, чтоб быть ей представленными в Царском Селе, что не делается ни для кого. Это устроил император. Сегодня приехал великий князь Михаил Павлович; он пробыл три битых часа (trois grandes heures) и все время болтал. Итак, завтра мы едем в Царское Село, к императрице Елизавете, оттуда в Павловск, чтобы быть представленными императрице-матери и великой княгине Александре Федоровне" {В подлиннике "Grande Duchesse Nicolas" -- по-видимому, супруга великого князя Николая Павловича, впоследствии императора Николая I. В России это чисто французское обозначение не было принято.}. Позднее --7 (19) сентября -- Долли писала мужу из Петербурга, что жена великого князя Николая "обращается" с ней и с Екатериной "как с сестрами" {Дневник Фикельмон, с. 31.}. По словам Н. Каухчишвили, граф Фикельмон в своем Неаполе "читал эти, полные энтузиазму, описания с известными опасениями -- он полагал, что для чрезвычайно роскошного русского двора не будет приятен простой и безыскусственный характер его жены" {Там же, с. 31.}. При дворе и в высшем обществе России начала двадцатых годов, которую Фикельмон, вероятно, считал прежде всего душевно холодной и церемонной страной, обе молодые графини имели, однако, необычайно большой успех,-- может быть, именно потому, что в то время они по своему облику были больше итальянками, чем русскими или немками. О впечатлении, которое они произвели в обеих столицах, мы еще будем говорить. Нравилась многим и совсем еще не старая, жизнерадостная и эксцентричная Елизавета Михайловна, тоже мало похожая на тогдашних русских, и в особенности петербургских, дам. Зато с дочерьми у нее всегда было много общего. Быстро и близко познакомившийся со всеми тремя дамами {Е. М. Хитрово царь, правда, знал уже давно, но не виделся с ней не менее восьми лет.}, царь Александр прозвал их "любезным Трио" ("l'aimable Trio"). Не раз он упоминает о "трио" в своих письмах, а два послания относятся к нему непосредственно. 21 июня (3 июля) -- через десять дней после начала знакомства -- Александр пишет из Царского Села: "...Я получил прелестное письмо Трио вчера, когда ложился спать. Рано утром я уехал в Гатчину, а затем в Красносельский лагерь. Оттуда я вернулся недавно. Сегодняший дождь помешал учению, которое должно было состояться. <...> Благодаря этому я надеюсь вас увидеть только в воскресенье, если вы по-прежнему собираетесь здесь переночевать, чтобы утром поехать в Павловск. Два цветочка, полученных с благодарностью, старательно сохраняются, как драгоценное воспоминание. Очень прошу Трио оставить для меня место в своей памяти.

А.

Царское Село, в понедельник вечером 21 июня".