Порция красивого яда

Женщина смеется, обещая передать сообщение. Когда она уходит и магазин снова пустеет, она поворачивается ко мне.

— Честно говоря, я немного удивлена, что она не плюнула тебе в лицо, — говорит она мне, прислонившись к прилавку. — Или хотя бы не выгнала тебя из этого места.

Когда я сказала Мали, что ходила к маме Хейса, она поперхнулась своим напитком. Буквально выплеснула все на себя, как ребенок, который только учится глотать. Оказывается, она даже не знала, что мама Хейса больна, не говоря уже о том, что она находится в доме престарелых и на лечении в хосписе. Она знала, что с ней что-то не так, но не предполагала, что это что-то настолько серьезное. Думаю, она также немного злится, что он не сказал ей об этом. Впрочем, это их личное дело.

— Я бы ее не винила, если бы она так поступила, — отвечаю я. — Она имеет полное право ненавидеть меня. Но я бы соврала, если бы сказала, что не испытываю облегчения от того, что она этого не делает.

— И она сказала тебе, что ты должна бороться за Хейса?

Я киваю. — Да. Хотя я не думаю, что она понимает, как сильно он меня ненавидит.

Она закатывает глаза. — Я же говорила тебе, он не ненавидит тебя. И не может. Может быть, ты ему сейчас очень не нравишься, но ненавидеть? Нет.

— Вы трое очаровательно наивны, — говорю я ей. — Если бы взгляды могли убивать, у него был бы еще один труп, чтобы избавиться от него прошлой ночью.

Она прикрывает рот рукой, пытаясь не рассмеяться, и я тут же начинаю смеяться вместе с ней. Не могу поверить, что я это сказала, как будто та ночь не была адом для всех нас. Но это все равно правда.

— Заткнись, — игриво стону я, пока она смеется. — Ты знаешь, что я имела в виду.

Сделав еще один глоток воды, она закрывает глаза, чтобы мысленно встряхнуться. — О, это было так прекрасно, что я просто охренела.

— Неважно.

Мали подходит к другому краю стойки и забирается на нее. — Как ты думаешь, может быть, он перестанет тебя ненавидеть, если ты расскажешь ему, почему ты ушла?

— Я думала, ты сказала, что он не может меня ненавидеть.

Она смотрит на меня. — Еще раз используешь мои слова против меня, и я могу тебя возненавидеть.

Из меня вырывается смех. — Ладно, если кто и не может меня ненавидеть, так это ты.

— И Хейс, — добавляет она. — Если говорить серьезно, ты могла бы попробовать рассказать ему. Ну, знаешь, хоть раз поговорить, а не трахаться, как парочка нимфоманов.

Уф. В голове проносятся образы всех тех времен, когда мы проводили время, прижавшись друг к другу, напоминая мне о том, как он ухмылялся, заставляя меня кричать. Я не могу удержаться, чтобы не сжать бедра вместе. Я жаждала этого ощущения с того самого дня, как уехала.

— Боже мой, я именно об этом, — хнычет Мали. — Хватит думать о том, что вы двое трахаетесь!

— Мне жаль, — бормочу я, но это не так. Во всяком случае, не совсем. — Я понимаю, что ты хочешь сказать, но я не могу. Ты же читала, что было на обратной стороне той фотографии. Я уже нарушила два правила. Ты хочешь, чтобы я нарушила третье?

Она пожимает плечами. — Я имею в виду, что ты здесь уже три дня, и я не видела, чтобы что-то взорвалось. Может быть, они живут себе дальше.

— А может быть, они хотят, чтобы мы так думали.

— Может быть. Но если ты сейчас уйдешь, ты никогда не узнаешь. И ты не можешь сказать мне, что какая-то часть тебя не хочет поступить так, как сказала его мама, и бороться за то, чтобы вернуть его. Чтобы это было хоть немного возможно, он не должен думать, что ты ушла, потому что не хотела быть с ним. Ты должна сказать ему правду.

Тяжелый вздох вырывается у меня изо рта. — Как будто от этого станет лучше.

— Может, и нет, — честно говорит она. — Но ты никогда не узнаешь, если не попробуешь.

Я стою на подъездной дорожке дома моего детства. Там, где я произнесла свои первые слова и совершила первые шаги. И все же теперь я боюсь заходить внутрь. Даже когда перед входом стоит джип Кэма, показывая, что он здесь, как и обещал, я чувствую, что меня может стошнить.

Почти не разговаривать с родителями было, мягко говоря, сложно. Когда живешь с ними, они сводят тебя с ума. Но когда ты живешь сама по себе, тебе хочется, чтобы они были с тобой. Думаю, за то время, что я жила с Хейсом, до того, как все пошло прахом, я звонила маме не менее четырех раз в день. Иногда по самым бессмысленным поводам.

А потом начался хаос.

Кэм был прав. Если они узнают, что я была в городе и не приехала к ним, им будет очень больно. И не то чтобы я не хотела их видеть. Я просто боюсь суда, который, как я знаю, грядет.

Второй раз за сегодняшний день я даю себе установку и заставляю себя выйти из машины. Когда я поднимаюсь по подъездной дорожке и вижу отдельный гараж, я вспоминаю, как стояла здесь и смотрела, как Хейс проносится мимо меня, полный решимости рассказать Кэму о нас и показать, что я — та, кто ему нужен.

Я бы все отдала, чтобы вернуться к этому.