Порция красивого яда

Она ставит стакан воды и две таблетки Адвила рядом со мной. — Я просто беспокоюсь о тебе. Вот и все. Ты немного перебрал с алкоголем, а так как алкоголизм у тебя в семье… — Ее голос прерывается, и она вздыхает. — Я просто хочу убедиться, что ты знаешь, что делаешь.

Это не тот разговор, который я хочу вести. Не сейчас и никогда. Я никогда не понимал, почему мой отец бросил свою семью, чтобы постоянно напиваться. Если бы у меня был выбор между ними, я бы выбрал Лейкин без малейших колебаний. Но у меня не было возможности сделать этот выбор.

Схватив таблетки, я бросаю их в рот, быстро проглатываю, а затем поднимаюсь с кровати, чтобы пойти в душ. Но сначала мой взгляд встречается с Мали.

— Разница между ним и мной в том, что он ушел от своей семьи. Моя бросила меня.

Она хмурится, на ее лице читается сочувствие, но я отворачиваюсь, прежде чем признать это. Я пытался скрыть свою боль от всех вокруг меня, кроме моей мамы. Хотя Кэм знает, что моя мама больна, никто на самом деле не знает, насколько она больна. А Мали вообще ничего не знает. Она достаточно беспокоится обо мне. Я не хотел давать ей еще одну причину смотреть на меня так, будто заботиться обо мне — ее работа.

Это не так.

— Хейс, — печально говорит она.

— Скажи Кэму, что я спущусь через минуту, — отвечаю я, заходя в ванную.

Это не тот ответ, которого она хотела, но она не собирается спорить со мной прямо сейчас. — Ага.

У нас не в первый раз происходит разговор, подобный этому, когда она говорит мне, что мои действия и способы справиться с ситуацией нездоровые. Но, что вредно для здоровья, так это то, что за два года приходится проходить через такое количество дерьма, с которым некоторые люди справляются за всю свою чертову жизнь. И если, утопив все свои чувства в бутылке водки и паре кружек пива, удается немного притупить боль от этого, то спасибо, черт возьми, тому, кто создал алкоголь.

Я включаю душ и направляю горячую воду на лицо, позволяя своим мыслям вернуться к тому моменту, когда ушла Лейкин. Это не то место, куда я часто хожу, но, возможно, мне следует, потому что каждый раз, когда я это делаю, я становлюсь немного злее.

В течение шести месяцев я пытался найти ее. Сначала мне помогали Кэм и Мали, выслеживая любую зацепку, которую я мог найти о том, куда она могла пойти. Мы даже вернулись к хакеру и заплатили ему, чтобы он попытался отследить ее телефон, но безуспешно. Все наши попытки заканчивались ничем. И вот настал день, когда родители Кэма получили письмо.

В нем было несколько страниц, объясняющих, что ей пришлось уехать, чтобы чего-то добиться, и она не могла этого сделать здесь. Конечно, она не могла рассказать им, что произошло. Это секрет, который мы все унесем с собой в могилу. Но она извинилась за то, что ушла так внезапно и не попрощалась.

Это первый раз в моей жизни, когда я ревную ее к родителям. Они получили хорошо написанное и полностью продуманное письмо, в то время как я получил три жалких слова, нацарапанных на обороте нашей свадебной фотографии. Это было несправедливо. Это все еще не так. Я отдал ей все, а все, что получил взамен, — это боль и кучу грязных воспоминаний.

После этого письма Кэм прекратила поиски, и Мали вскоре последовала его примеру. Их главной заботой было то, что кто-то похитил ее и обставил все так, будто она ушла по собственному желанию. Но знания того, что она в безопасности — этого было достаточно для них, чтобы позволить ей жить своей жизнью и уйти от кошмара, который мучает каждого из нас.

Но я продолжал искать, по крайней мере, до того телефонного звонка.

Прошло полгода после ее ухода, и этого номера не было в моем телефоне, но чувство, которое я испытал, когда увидел, как он звонит, подсказало мне, что надо ответить. И я ответил.

Сначала в трубке была тишина, только звук дыхания, но я знал, что это она. Впервые за последние месяцы моя грудь наполнилась надеждой.

— Лейкин, — сказал я, в моем голосе звучала ранимость.

Но меня встретила тишина. Я попытался разобрать фоновый шум, чтобы хоть как-то понять, где она может быть, но не смог.

Через несколько минут тишины я попробовал снова. — Детка, поговори со мной.

Зря я это сделал, потому что последовавшие за этим слова всегда будут такими же болезненными, как и в тот момент.