Порученец царя. Персиянка

Лодку качнуло сильнее, и она освободилась от одного человека. Очевидно, горбоносый полез по верёвочной лестнице наверх. Подождали в молчании. Потом сверху опять прозвучал хриплый голос горбоносого, в этот раз с нескрываемым удовлетворением:

– Поднимай!

Туго обвязав ноги Удачи спущенной верёвкой, его так же, как прежде несли, кулем вытянули из лодки и вниз головой потянули кверху, дёргая каждый раз, когда руки поднимающих перехватывали верёвку и рывком стравливали её на палубу. Он болтался в совершенной беспомощности, удалялся и удалялся от всплесков потревоженной реки. Не стоило большого труда сделать вывод, что так высоко его могли поднимать только на "Орёл". Затем его подхватили за узлы на щиколотках и втащили через борт, и снова вскинули на плечи, но уже другие сильные мужчины, которые вели себя на корабле уверенно, как приученные к жизни на нём моряки.

– Надо быть с нами щедрее, приятель, – неожиданно возле уха проговорил совсем повеселевший горбоносый. – Запомни, если выпутаешься.

Горбоносый протопал к борту и перелез через него, чтобы возвратиться в лодку. Удачу же понесли в противоположную сторону, и затем, через пару десятков шагов, спустили короткой деревянной лестницей к скрипнувшей при открывании дверце. Минуя её, те, кто его несли, оказались в проходе, в котором заглушались внешние звуки готовящегося к ночному отдыху корабля. Теперь вокруг слышались невнятные, возможно и крысиные, шорохи. Донесли его до тупика, в котором открыли другую дверь, тяжёлую и прочную, и ещё через пять-шесть шагов грубо скинули на какой-то тряпичный хлам. Сквозь парусину несколькими точками пробивался свет язычка свечи, затем кто-то перекрыл огонь, склонился над ним, а двое принесших его моряков вышли.

С внезапным треском вспарываемой ткани в пустоту под горлом прорвалось остриё ножа, и он почувствовал, как лезвие опасно скользнуло к ничем не защищённому подбородку. Сильные пальцы влезли в прорезь, рывком разорвали парусину у его лица, и отсветы свечи ореолом выделили овал головы воеводы Прозоровского. Воевода и он, пленник, были одни. Прозоровский на корточках, а он лёжа, связанный от ног до плеч, взглядами изучали один другого, как будто давненько не виделись и хотели привыкнуть к происшедшим изменениям в их отношениях.

– Мне некий всадник в чёрном плаще сегодня испортил всё удовольствие от охоты, – прервал молчание воевода. – Постоянно торчал вдалеке, беспокоил моих людей и соколов. Когда к нему скакали, он битой собакой испуганно убегал прочь... А после опять возвращался голодным шакалом, ждущим, что ему отбросят падаль.

Удача всем видом посочувствовал собеседнику.

– Он, наверное, был призраком?

– Или Тенью Тибета, о котором всё ещё болтают местные калмыки.

– Это что, их сказочный герой? – невозмутимо полюбопытствовал Удача.

– Нет, – Прозоровский медленно повел головой из стороны в сторону. – Появлялся тут некто с таким прозвищем. Задолго до моего воеводства.

Удача хмыкнул с пониманием его трудностей.

– Возможно, это всё же был призрак, который боялся несчастного случая во время охоты.

– Со мной, что ли? – лицо воеводы искривилось от натянутой ухмылки.

– Несчастные случаи случаются и с гостями воевод. С атаманами, например.

Прозоровский с минуту неотрывно пронзал его глаза блестящим взором, словно пытался отыскать заветный ключ, с помощью которого удастся проникнуть в его душу и мысли.

– Та-ак! – медленно выговорил он. И вдруг склонился ниже. Дохнув в лицо винным перегаром, жёстко потребовал: – Где письмо?

Изумление Удачи казалось, действительно, искренним.

– Какое письмо? – спросил он, повышая голос.

Воевода рывком руки и всей ладонью прикрыл ему рот и прошипел:

– Не знаю, как уж тебе удалось, а кроме тебя, дьявола, некому было выкрасть. Верни мне его! Добром прошу.

– И что я получу взамен? – насмешливо полюбопытствовал связанный Удача, когда князь убрал ладонь и он получил возможность ответить. – Ты меня отпустишь?

Прозоровский нахмурился.

– На все четыре стороны, – сказал он холодно. – Хоть посуху, хоть водой.

Он ждал ответа.

– Хорошо, – сказал пленник со всей серьёзностью, на какую был способен. – Мне надо подумать и вспомнить.

Воевода встал, распрямился, голова его размылась полумраком.

– Ну что ж. Раз добром не хочешь… Думай, вспоминай, – стоя так, сверху вниз произнёс он с угрозой. – Сутки у меня ещё есть. – И с жестокой усмешкой предупредил: – Но обратно приду с Плосконосом. Он ждёт ни дождётся, полюбезничать с тобой по-своему, по старой дружбе. Уж он-то развяжет тебе язык, покажет, где единственно верное решение.

– Я тебе верю, – лёжа у него в ногах, признался Удача совершенно искренне.

Воевода повернулся вполоборота к двери и позвал:

– Капитан Бутлер? – Когда тот вошёл, рукой указал на лежащего пленника. – Это государственный преступник и вор. Очень ловкий и опасный малый. Без меня к нему не подпускать ни одной живой души.

– Пищу не давать? – строго спросил Бутлер.

– Я же сказал, – повысил голос воевода. – Не впускать никого!