— Герр Шульман, — глухо промолвил он, стараясь сохранить спокойствие, — завтра я принесу нужную сумму.
— Вот это дельные слова! Но маленькое условие… Entschuldigung[8]
, таковы правила. Вам придется оставить небольшой залог.— Какой залог?
Шульман поджал тонкие губы.
— Да сущая безделица. Всего лишь серебряный рубль, подаренный вашей маменькой…
Дался ему этот рубль! Державин метнул на него испепеляющий взгляд, не пытаясь сдержать гнев.
— Как вы смеете сомневаться! Я — гвардеец ее императорского величества! И если даю честное слово, то сдержу его или умру. А сейчас мне не о чем разговаривать с вами, сударь!
Державин решительно отстранил немца и направился к выходу. Но не прошел он и нескольких шагов, как жестокий удар в голову едва не свалил его с ног. Кто-то из игроков оглушил его табуретом. И вся стая набросилась на него. Державин не успевал защищаться от сыпавшихся на него ударов. Его били кулаками, тростями, пивными кружками, железной кочергой — всем, что только попадалось под руку. Били злобно, не щадя, куда попало… Лишь чудом, улучив момент, ему удалось вскочить на ноги и выхватить тесак из ножен.
— Прочь, собаки! — крикнул он. — Убью!
Блеск боевого клинка охладил пыл разбушевавшихся игроков. Толпа отшатнулась, и в наступившей тишине Отто Шульман ехидно проронил:
— Вот уж не думал, что оружие дано доблестным гвардейцам для обороны от мирных граждан. Так и быть, господин Державин, отпущу вас без залога. Вижу, что вы хорошо усвоили преподанный вам урок. Ступайте зализывать раны, а завтра в полдень — милости просим к нам, в "Король бубен"! И не вздумайте скрыться! Вас найдут даже в преисподней.
Бредя по темным улицам, Державин еле нашел дорогу. С каждым шагом ему становилось все хуже, тошнота подкатывала к горлу: удар табуретом по голове давал о себе знать. Кое-как он доплелся до калитки дома Блудовых.
Выслушав покаянную исповедь кузена, Иван долго молчал, потом тяжело вздохнул.
— Эх, братец ты мой… Тебе уж двадцать лет, а умишко, как у малого дитяти. Да неужто ты не понял, что перед тобой картежные шулера?
Державин отшатнулся.
— Не может быть! Я следил за игрой!
— Ты, Ганя, сам того не зная, играл с открытыми картами!
— Я никому их не открывал!
— Они были известны им прежде, чем ты сам успел в них заглянуть, — невесело усмехнулся Блудов. — Трудно и представить, сколько имеется секретных способов тасовки и сдачи карт! А крапление? Это целое искусство! Гнутые углы, насечки, наколки, слегка измененный рисунок на рубашке карты… А зеркала, отражающие карты партнера! Они везде — на стенах, в канделябрах, в обыкновенных табакерках. Я уж не говорю об условных сигналах, которыми обмениваются игроки, и ручных манипуляциях с картами.
— Так почему же ты сразу не предупредил? Зачем притащил меня в этот притон?
Блудов обиделся:
— Зачем? А ты забыл, что ушел оттуда с немалыми деньгами? Да еще уговаривать пришлось: ты рвался продолжить игру. Их метода мне хорошо известна. Сначала дают новичку выиграть, причем по-крупному, не скупятся… А когда игрок приходит еще раз, обдирают как липку и берут в кабалу — заставляют работать на себя. Обучают шулерским приемам, посылают в трактиры и постоялые дворы "вербовать рекрутов". Это как птичьи силки: коготок увяз — всей птичке пропасть. Но долг заплатить все же придется… И точно в срок, иначе отомстят жестоко. Знаю я этот народец! Мать родную не пожалеют…
При этих словах Державин вздрогнул. Не хватало еще, чтобы из-за его легкомыслия пострадала матушка. Где достать деньги? Шутка ли — три тысячи рублей! Занять у Блудова? Но едва лишь Гавриил об этом заикнулся, тот замахал руками, объяснив, что даже в руках не держал таких денег. Мелькнула мысль о князе Козловском. Неужели знатный и богатый кавалергард, который когда-то называл его своим другом, не поможет ему в трудную минуту? В сущности, он добрый малый, хоть и шалопай. Наверное, уже корит себя за то, что так холодно обошелся со старым приятелем.
До полудня оставалось около четырех часов. Наскоро собравшись, Державин отправился на Тверскую. Ему повезло: он подошел к дому Козловского как раз в тот момент, когда князь спускался по гранитным ступеням парадного подъезда, направляясь к нарядному экипажу, запряженному парой английских лошадей.
— Опять ты? — вместо приветствия, нахмурился Козловский. — С чем пожаловал? Приходи, Гаврила, завтра. У меня неприятности: еду к отцу денег просить. Стыдно, конечно, но ничего не поделаешь. Долг чести: или плати, или стреляйся! Я, брат, вчера проигрался в пух и прах, и знаешь кому? Поэту Майкову! Гений хренов… Не стихи у него, а жалкие нескладушки!
Князь что-то еще говорил о Майкове, ругая его последними словами, но Державин уже не слушал. Коротко извинившись, он сбежал по лестнице и зашагал по мостовой, сам не зная куда. Его мозг напряженно искал спасительный выход. Обратиться к майору Терентьеву? Он не раз выручал его, но вряд ли у него могли быть такие деньги. К тому же Ганя обманул его, отпросившись со службы якобы для того, чтоб навестить больную мать.