Поручик Державин

— А как Казань стала татарской столицей? — спросил Митя Неклюдов.

Меряя шагами аудиторию и размахивая руками, Осколков увлеченно рассказывал о монголо-татарской орде, о присоединении к ней Волжской Булгарии, о нашествии татар на русские земли и о великом Стоянии на Угре и взятии Казани Иваном III.

— Матушка наша, императрица Елизавета Петровна, взо-шед на престол, разрешила татарам селиться везде, где им пожелается, и с тех пор в Казани все равны в правах — и русские, и татары. Не удивлюсь, господа, если среди вас тоже найдутся татары или их дальние родичи.

Державин вскинул руку:

— Во мне течет татарская кровь, господин учитель. Я — потомок мурзы Багрима, которого окрестил великий князь Василий Темный!

В классе пробежал недоверчивый смешок, но Осколков строго потребовал тишины. Он подошел к большеглазому юноше, статному, с длинными светлыми волосами, волной спускавшимися на плечи.

— Должен заметить, что вы совсем не похожи на татарина, — с улыбкой заметил он. — Ваше имя?

— Гавриил Державин!

Историк кивнул и стал серьезным.

— Мне известен славный род Державиных. Он и впрямь берет начало от Багрима. Итак, — он окинул глазами класс, — вы напрасно смеялись, друзья мои. Перед нами — потомок великого мурзы!

Гимназисты притихли, с любопытством глядя на своего товарища. После этого случая все стали звать Державина Мурзой.

Учителя Казанской гимназии, выходцы из Московского университета, были кумирами своих учеников. А директор Михаил Веревкин, настоящий рыцарь просвещения, стал одним из самых уважаемых людей в Казанской губернии, вторым после губернатора. Чтобы наглядно продемонстрировать успехи своих воспитанников, он затеял поставить силами гимназии известные пьесы русских и иностранных авторов. Поскольку императрица Елизавета Петровна страстно любила театр, то и сценические воплощения гимназистов приветствовались властями.

В Казанской гимназии был поставлен "Гамлет" Шекспира в весьма свободном переводе Сумарокова. Юные актеры, не имевшие о подлиннике никакого представления, свято верили, что благородный датский принц, победив предателя-короля Клавдия, благополучно женился на Офелии и стал добрым и справедливым владыкой своей страны. Так перевел "Гамлета" Сумароков. Но шекспировская мысль все-таки пробивалась сквозь вольное авторское прочтение. Особенно ясно она звучала в монологе "Быть или не быть":

Умреть… и внийти в гроб — спокойствие прелестно,
Но что последует сну сладку? — Неизвестно.

Столь сложные произведения не всегда удавались гимназистам, и тогда Веревкин решил поставить спектакль собственного сочинения, простой и понятный. Он задумал привлечь к нуждам гимназии местных меценатов, и поэтому в его пьесе действующими лицами были губернатор, чиновники городской магистратуры и богатые купцы, которые по ходу действия постоянно жертвовали деньги для гимназии.

Веревкин лично руководил репетициями, стараясь, чтобы весь курс принял участие в постановке. Одни прилежно учили роли, другие готовили освещение, третьи подбирали реквизит.

Особое задание получили лучшие воспитанники, любимцы Михаила Ивановича — Державин и Неклюдов. Они должны были смастерить картонные фигуры Ломоносова и Сумарокова и, держа их перед собой, взобраться на священную гору Парнас, изготовленную реквизитной бригадой. По замыслу директора, Сумароков и Ломоносов, стоя на вершине Парнаса, поочередно воздавали хвалу императрице Елизавете Петровне, чей портрет красовался на задней кулисе сцены.

Фигуры великих поэтов, мастерски скопированные с портретов и раскрашенные масляными красками, получились очень похожими на оригиналы. На месте глаз были прорезаны дырочки, из которых выглядывали веселые глаза Гани и Мити. Имелась также небольшая прорезь возле губ, позволяющая свободно проникать звуку. Веревкин самолично взошел на гору Парнас, проверить, чтоб та не развалилась, а затем проэкзаменовал воспитанников: хорошо ли запомнили слова.

— Надобно не только не сбиться, но прочесть громко, с выражением, — неустанно наставлял он.

На генеральной репетиции мальчики старались от души. Начинал Державин стихами из оды Ломоносова с длинным названием: "На день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны":

Великая Петрова дщерь
Щедроты отчи превышает,
Довольство муз усугубляет
И счастью отверзает дверь!
Ему вторил Сумароков — Неклюдов:
От скверных льстивых уст ты уши отвращай
И в утеснении невинных защищай…

И далее в том же духе, словно перекликаясь друг с другом, картонные Ломоносов и Сумароков продолжали славить императрицу.

***

Приближался день спектакля, приуроченный к годовщине открытия Московского университета.

— Ты хорошо запомнил слова? — беспокоился Державин, привыкший опекать друга. — У тебя стихи сложнее моих. Эх, надо было дать тебе роль Ломоносова!