Больше Державин никогда не видел пана Новака. Ему хотелось поскорей забыть о нем, словно о мерзком насекомом, которое тайком заползло под рубаху. И хотя он раздавил его, оно успело укусить его своим ядовитым жалом.
Между тем Павел Потемкин, получив из Малыковки, вместо обещанного сундука с золотом, партию грязных арестантов, не на шутку разозлился. А когда прочитал в донесении Державина перечень преступлений Вацлава Новака и мятежных казаков, то ужаснулся, но не поверил. "У поэта явно разыгралось воображение! Наверняка он преувеличил их злодеяния, дабы прикрыть свою нерасторопность", — раздраженно подумал генерал.
Он даже не стал проводить собственное расследование и допрашивать пленных. Казаков велел высечь и отпустить, а Вацлав как шляхтич избежал даже этого наказания.
Побеседовав с поляком, генерал был очарован его умом, искренностью, горделивой, но открытой и смелой душой.
— Державин обязан мне жизнью, — доверительно жаловался Вацлав, — и вот какую благодарность я получил от него! Если бы вы, вельможный пан, соблаговолили взять меня на службу, я бы сумел на деле доказать вам свою верность!
— Но вы, кажется, конфедерат?
— Вернее — патриот! Буду откровенен… Если бы мы встретились на поле боя, я бы дрался с вами насмерть! Но теперь я вижу не врага, а храброго, но слишком доверчивого командира, который безмерно снисходителен к своим подчиненным!
Пылкая речь пана Новака вызывала безотчетную симпатию, но все же что-то в его тоне заставило генерала насторожиться.
"Если доверчивость — мой недостаток, — подумал он, — то почему я должен верить этому сладкоречивому ляху?"
В тот же день он отправил депешу Петру Панину, спрашивая, как поступить. Ответ не заставил себя ждать. Панин советовал "помнить о международной дипломатии и без надобности не злить поляков, с которыми и без того сложные отношения".
После некоторых колебаний Павел Сергеевич велел оформить Вацлаву подорожный паспорт, отсчитать казенных деньжат и отправить "патриота" в родную Польшу. От греха подальше…
А сундук с золотом еще долго искали в Малыковке — на острове, в домах Тишина и Серебрякова и даже на другом берегу Волги, но так и не нашли. Старики говорили: "Улетел сундук на небо вместе с душами казначея и его семьи".
По трясучей дороге, на двухколесной арбе, в кандалах, в тесной железной клетке везли Пугачева в Москву…
Главным экспедитором был назначен Александр Васильевич Суворов. Конвоирование оказалось весьма опасной операцией: кому-то очень не хотелось, чтобы пленник был доставлен в Москву живым. На него постоянно совершались покушения: то стрела вдруг просвистит мимо его головы, то в пище окажется ядовитый гриб… Конвой то и дело подвергался набегам киргизов, а ночью случались пожары, во время которых закованный в кандалы "народный заступник" мог запросто сгореть. Суворов ни на минуту не отпускал Пугачева от себя. Днем ехал рядом с клеткой, а по вечерам ужинал с пленником у костра. В эти часы они нередко беседовали. Однажды Пугачев рассказал о том, как ему удалось взять Троицкую крепость. Подробности военной операции так заинтересовали Александра Васильевича, что он, не удержавшись, воскликнул: "Недурно!"
За выдачу атамана казаки-предатели получили от императрицы помилование и были отпущены с благодарностью.
Суворов даже словесной похвалы не удостоился. Видимо, на государыню повлияли депеши завистливых генералов, доставляемые ей с Волги усталыми адъютантами на взмыленных конях. И когда Никита Панин на военном совете заикнулся о том, что Суворов заслуживает ордена, императрица насмешливо сощурилась:
— В таком случае давайте наградим и моего комнатного шпица Томаса. Его роль в поимке маркиза Пугачева примерно та же, что и Суворова!
Все посмеялись над шуткой ее величества и над неловкостью Панина, а тот, сделав вид, что сконфужен, в душе порадовался:
"Ну, теперь точно орден достанется братишке Петруше".
Он задумчиво почесал подбородок, внимательно слушая донесения с Поволжья. Пухлое лицо канцлера вдруг приняло озабоченное выражение: "Надобно проследить, чтобы Гришка Потемкин не стал хлопотать за своего кузена. Знаю я их! Напористые ребята, из молодых да ранних!"
Суворов о закулисных интригах ничего не знал. Он был истинным солдатом: служил верно, но не выслуживался, не о наградах думал, а о победах. Он даже не предполагал, что на него обрушатся обиды генералов. Доставив Пугачева в Москву и сдав его начальнику Тайной канцелярии Степану Шишковскому, он на другой же день отправился обратно на Волгу, усмирять отряды киргиз-кайсаков и башкир. Всадники храброго Салавата Юлаева сражались отчаянно, но их силы иссякали с каждым днем.
Однажды перед сражением возле реки Караман Суворов встретился с молодым поручиком, которого когда-то подобрал на Саратовской военной дороге, измученного и истекающего кровью. Сейчас его трудно было узнать. Крепкий, широкоплечий офицер, с отменной гвардейской выправкой, глядел на него открыто и весело, а за ним выстроился конный отряд таких же, как он, бравых воинов.
— Державин! Ты ли? — воскликнул Суворов.