Но после нескольких строк работа застопорилась. Не хватало ему идеи, без которой ода не жила своей жизнью, а была лишь повторением славословий Создателю, многократно расточаемых в стихах других поэтов.
Державин думал, думал непрестанно… и через несколько дней почувствовал, что нашел то, что искал. Сам ли понял, или кто-то нашептал ему, но с той поры он потерял покой и сон. Сочинял то легко, с наслаждением, то с тяжким трудом пробивался сквозь тернии мыслей, то душою уходил ввысь, то падал в бездну. Житейская суета мешала ему, и в один прекрасный день он вдруг собрал бумаги и объявил жене, что едет в Белоруссию, поглядеть на свои деревеньки, выкупленные из-под залога.
— Я с тобой! — воскликнула Катя, с тревогой заметив лихорадочный блеск в его глазах.
Он ласково провел рукой по ее упругой щеке. Поцеловал свежие вишневые губы, чувствуя, как нежность волной подкатывает к сердцу. Но сдержался.
— Нет, Пленира… Мне надобно ехать одному. Не скучай, я скоро.
Весна еще не вполне вступила в свои права, дороги едва подсохли. Державин доскакал до окраины Нарвы и, не въезжая в город, попросился на постой к старухе-немке. Та поначалу колебалась, с тревогой глядя на незнакомца. Но его обаятельная улыбка и безупречный немецкий смягчили сердце старой фрау. Она лишь растерянно сказала, что может сдать только одну комнату, и то небольшую.
— Не беда, — кивнул Державин, — лишь бы меня никто не беспокоил.
По лицу старухи снова пробежал испуг.
— Вы не алхимик?
— Что-то в этом роде, — пошутил он. — Я — поэт… Пытаюсь добывать золото из слов.
Она усмехнулась и пригласила его в дом.
Фрау Луиза Бергер, бывшая гувернантка, жила одна на крошечное пособие, которое присылал ей из Петербурга сын, чиновник средней руки. Бедный, но чистый ее домишко пришелся Державину по душе, и он прожил в нем почти три недели. Старушка стряпала ему нехитрую еду и старалась не отвлекать разговорами. Да и квартирант оказался на редкость тихим. Целыми днями сидел, согнувшись за столом, лишь изредка до ушей фрау Бергер доносились его мерные шаги и взволнованный голос, читавший нараспев русские стихи.
Иногда он уезжал к Финскому заливу и подолгу бродил по пустынному берегу, глядя на холодные волны.
Мысль, пришедшая к нему и погнавшая в дорогу, состояла в том, что сотворивший Вселенную Бог, в которого он истово верил, каким-то непостижимым образом связан с ним самим. Он вдруг понял, что и в нем, и в каждом человеке живет малая капелька Бога. И как бы ни был велик Бог, а он "перед ним — ничто", но вместе они — единое целое.
Теперь он не сомневался в том, что Бог, создав человека, передал ему часть Своей божественной сути. Слишком уж человек отличается от других созданий природы. Во всем мире только он один осознает свое "я", во все пытается вникнуть, исследовать, познать. Его руками преобразуется природа. Человек задуман Творцом, как связующее звено между Ним и остальным миром.
Державин встал и прошелся по комнате из угла в угол. Смерть… Нет ничего страшнее ее! Поэту припомнился дикий, животный страх, охвативший его, когда увидел он в гробу несчастного князя Мещерского. Бренность бытия и трагическая хрупкость человеческой жизни в тот момент сотрясли все его существо: "Зачем Бог дал нам жизнь, если конечная цель всякой жизни — смерть?" Но сейчас словно раскрылись его глаза! Словно кто-то неведомый подсказал ответ. Он вернулся к столу, взял перо и снова обратился к Богу: