Кате недавно исполнилось 28 лет, Державину — 45. Теперь разница в возрасте была не столь заметна, как раньше. Он со своей гвардейской выправкой совсем не был похож на "руина" (старика), а Катя, хоть и сохранила свою красоту, выглядела усталой. Какая-то глубинная тоска потихоньку снедала ее, оставляя след в выражении глаз. Порой на балу, в самый разгар веселья, она вдруг незаметно выходила из зала и шла в свою комнату, прилечь на минутку.
— Что с тобой? — тревожился Державин.
— Ничего… Отдохну немного, — успокаивала его она. — Иди к гостям, я — сейчас!
И действительно, она вскоре появлялась в зале, веселая, остроумная, пленительная… Настоящая Пленира!
Державин был доволен службой, и все у него получалось, потому что наместник Гудович его не тревожил, полностью свалив на него все дела. И жизнь им обоим, начальнику и подчиненному, была в радость… Но до поры до времени.
В ту пору жил в Тамбове купец Бородин, известный мошенник и плут, а посему Державина не любил. Впрочем, многие тамбовские купцы губернатора не жаловали. Началась эта неприязнь с того, что Державин приказал не только дворянам, но и купцам отдавать детей в основанные им училища. Чуть ли не силой он насаждал учение в тамбовском обществе, которое называл "диким темным лесом". Даже у себя дома он стал, вместо балов, проводить для молодых людей учебу по математике и грамматике. Купцы учиться не любили и жаловались на него наместнику. Особенно злился Бородин. "Наш губернатор, — цедил он сквозь зубы, — строит из себя ученого, а сам едва гимназию окончил!" Это был богатейший человек в Тамбове и ближайший друг Гудовича. Державин давно подозревал его в крупных коммерческих махинациях, да все не мог поймать с поличным.
Непомерное рвение тамбовского губернатора стало Гудовича утомлять. Наместник был воином до мозга костей и в гражданские дела вникать не любил. Да и некогда ему было: благоволившая к нему императрица часто желала видеть его при дворе, к тому же он еще инспектировал в армии кавалерию и инфантерию. И когда Державину наконец удалось вывести Бородина на чистую воду, Гудович неожиданно принял сторону купца. Отчитав неугомонного губернатора, он потребовал оставить в покое честного человека. Но Державин не сдавался:
— Этот "честный человек" разорил наш кирпичный завод, представив фальшивые бумаги, по которым купленная им глина значилась втрое дороже ее настоящей цены!
Наместник вперил в него испепеляющий взгляд.
— Как вы смеете мне перечить! Забыли Табель о рангах? Или до сих пор считаете себя офицером следственной комиссии, которому позволено совать нос в чужие дела?
Обычно сдержанный, Гудович все сильнее распалялся. Как раз в то время у его кузины были серьезные денежные затруднения, а купец Бородин щедро поделился с ней своей выручкой от продажи глины. "Нет, — думал Гудович, — подпускать Державина к Бородину никак нельзя: говорят, у него особый талант к расследованию подобных дел".
И он решил остановить ретивого губернатора-правдолюбца проверенным способом: завести на него судебное дело.
Державиных стали травить и предавать бывшие приятели, которые недавно охотно посещали их балы и творческие вечера. Однажды на светском приеме у Гудовича его кузина, мадам Чичерина, громко, с ехидной улыбочкой спросила Катю:
— Сколько лет вы замужем, милочка?
— Скоро будет одиннадцать.
— Немалый срок! А почему у вас до сих пор нет детей?
Кате не раз приходилось отвечать на подобные вопросы. Раньше она отшучивалась тем, что еще молода и успеет родить мужу наследника. Но сейчас такое объяснение вызвало бы смех: Чичерина моложе ее на два года, а у нее трое малышей. Не найдя слов, Катя беспомощно оглянулась, ища мужа. У нее вдруг закружилась голова, лица гостей поплыли перед глазами, она неловко взмахнула рукой, ища опору, и нечаянно задела мадам Чичерину. Та стала кричать, что ее ударили, и призвала всех засвидетельствовать "избиение". Подбежавший Державин подхватил Катю под руку, и они вышли из зала под глухой ропот и осуждающие взгляды.
Вскоре посыпались новые неприятности. В Тамбов нагрянули ревизоры, которые обнаружили "финансовые нарушения и самоуправство". Во всех преступлениях, совершаемых чиновниками, был обвинен губернатор. На него составили судебный иск, который послали в Сенат, прямиком в руки князю Вяземскому. До окончания разбирательства губернатора отстранили от дел, и тамбовское общество окончательно от него отвернулось.
Державин ждал решения Сената, но началась осенняя распутица, и почта из Петербурга перестала приходить. Было тоскливо, холодно, пасмурно.
— Милый… — прижимаясь к мужу, шептала Катя. — Кто мог подумать, что люди, которым ты сделал столько добра, будут подло клеветать на тебя! Мне страшно, Ганя… Боюсь, что ты сорвешься, вспылишь и еще больше навредишь себе. Твои враги как будто ждут этого…
Он нежно поцеловал жену и заботливо поправил спустившуюся с ее плеча пуховую шаль. Потом, глядя в окно на затяжной дождь, тихо сказал:
— Никто мне навредить не сможет. Я злобу твердостью сотру. Моих врагов червь кости сгложет… А я пиит — и не умру.