Поручик Державин

— Что ты, — успокаивал Митя, — я Сумарокова хорошо затвердил. Какие, право, гении оба! И наверное, дружат, как мы с тобой?

Гимназисты, конечно, не знали о постоянных распрях между двумя русскими поэтами. Даже императрицу Елизавету Петровну в своих одах воспевали по-разному. Ломоносов — прямолинейно и бесхитростно, Сумароков между строк поучал ее, стараясь внушить благие мысли.

Перед началом представления Веревкин прошел за кулисы, поддержать и ободрить артистов, и между прочим сообщил, что в зале находятся не только первые лица Казани, но и гости из других городов: директора школ из Перми, Саратова, Екатеринбурга и Оренбурга. Услыхав новость, Митенька вышел на сцену, закрытую от зала бархатным занавесом, поглядел в глазок и в страхе отпрянул.

— Что с вами, Неклюдов? — улыбнулся Михаил Иванович. — Не бойтесь! Публика сегодня самая доброжелательная.

Он пожелал артистам успешного выступления и ушел в зал. Державин бросился к побледневшему Мите.

— Что с тобой?

— Ох, Ганя, кажется, там… герр Розе! Погляди!

Державин прильнул глазом к прорехе в тяжелой ткани и тихо рассмеялся. В пятом ряду переполненного зала действительно сидел учитель-немец. Хотя лысая его голова была прикрыта напудренным париком, не узнать его было невозможно. Он ерзал, оглядывался и нагло рассматривал публику в лорнет.

Гавриил с улыбкой потрепал друга по плечу.

— Не трусь, он давно уже не ein echter Wolf, а старый облезлый шакал. Что он может нам сделать?

Но Митя не мог успокоиться. Он нервно расхаживал за кулисами и без конца повторял слова своей роли.

Первая часть спектакля прошла успешно. Изобразив благонравных городских меценатов, актеры покинули сцену, получив заслуженную долю славы и аплодисментов. Далее следовал финал. Во время антракта на подмостках был установлен Парнас, а Ганя и Митя облачились в картонный реквизит, закрепив его на спине веревочками. Прозвенел третий звонок, и "Ломоносов", ободряюще подмигнув "Сумарокову", забрался с ним на вершину священной греческой горы. Бархатное полотнище взмыло верх. Воцарилась тишина…

Первым начал Ганя. С большим воодушевлением он прочел отрывок из оды Ломоносова, ни разу не сбился. Настала очередь Мити, но он почему-то держал длинную паузу. В отверстиях для глаз виднелись его расширившиеся черные зрачки. Подождав немного, Ганя попытался тихо подсказать другу слова: "От скверных льстивых уст ты уши отвращай…"

Но тот как будто ничего не слышал и стоял, как истукан. Заученные слова мгновенно вылетели из головы, перед глазами маячила ненавистная физиономия герра Розе, а в ушах звенело: "Я — волк?! Волк, да?"

Удивленная публика притихла в ожидании. Молчание затягивалось до неприличия, и в зале уже послышались гул и перешептывание. Но в это мгновение Митя вдруг заговорил. Громко, отчетливо, с выражением, как и положено артисту… Только текст был совсем другим!

Волк ел — не знаю, что, — и костью подавился,
Метался от тоски и чуть он не вздурился.
Увидел Журавля и слезно стал просить
Чтоб он потщился в том ему помощник быть…

Губернатор в недоумении взглянул на Веревкина. А тот схватился за голову и уже хотел было остановить спектакль, но его превосходительство предостерегающе поднял палец, что означало: "Не мешайте!"

Журавль свой долгий нос в гортань ему пускает
И вынимает кость. Потом он просит мзды,
Что он от таковой спас злой его беды.
"Довольствуйся ты тем, — зверь хищный отвечает, —
Что Волк тебя в таком здоровье оставляет,
Какое до сея услуги ты имел,
И радуйся тому, что нос остался цел!"

В этом месте Митя приумолк, потом набрал воздух в легкие и, смело глядя на герра Розе, выдал мораль:

Тот права честности немало сберегает,
Кто людям никогда худым не помогает!

Несколько мгновений все молчали, переглядываясь. Но, когда губернатор с благосклонной улыбкой медленно сблизил ладони в белоснежных перчатках, тревожная тишина зала взорвалась громом аплодисментов. Публика кричала "Браво!". Всем понравилась басня, и многие вспоминали случаи из своей жизни, когда им приходилось побывать в роли Журавля. Веревкин, придя в себя, тоже стал громко хлопать и кричать "Браво!".

Державин облегченно перевел дыхание и тихонько сказал, глядя другу в глаза: "Ты — герой!"

Когда опустился занавес, они сбросили свои картонные облачения и обнялись. Потом все участники спектакля вышли на авансцену поклониться публике. Зрители долго еще хлопали в ладоши и кричали "ура" славной Казанской гимназии и неутомимому ее командиру — Михаилу Ивановичу Веревкину. На глаза Державина навернулись слезы:

— Никогда не забуду этого дня!

— И я тоже… — прошептал Митя.