Поручик (СИ)

– Так в Альянсе называют дельцов и предпринимателей, – отмахнулся Лазаревич.

– Ну, сейчас-то ты по швам трещишь, – не удержался лоялист. – Эк тебя господа имперцы в оборот взяли!

– Это что же – тебе Новая Империя по душе? – удивился Лазаревич. – Что это ты за них радуешься?

Вольский вдруг перестал спорить. Он уставился себе под ноги и дальше топтал камни еле заметной тропки уже молча.

Мы вышли к сторожке, когда в ущелье уже заглядывали первые звезды.

Лазаревич по-хозяйски отодвинул щеколду и заглянул внутрь.

– О! Дичь! – обрадованно сказал он, заметив копченую птицу, висящую на потолке. – И картоха – на ладан дышит.

Пришлось брать власть в свои руки:

– Эдик – бегом собирать дрова. Вольский – глянь чего мы тут можем оставить на сутки-двое. Лазаревич – оборудуй лежаки – на тебя вся надежда.

– Тут полно дров! Вот поленница! – Эдуард, видимо, был всё-таки невменяем.

Приходилось объяснять прописные истины:

– Так я сейчас оттуда и возьму, чтобы тебе ужин приготовить. А ты положишь туда еще, и побольше – чтобы другие себе ужин побыстрее приготовить могли… Или чтоб мы сами на пути с прииска не одурели искать в пургу или какую еще непогоду топливо, смекаешь?

Эдик смекал. И потому умчался собирать сушняк, а я занялся готовкой. Наколол лучины, чиркнул спичкой – и огонь занялся с первого раза! Всякий раз думаю, что когда костер разжигается сразу – это что-то типа доброго знака. Установил костровые рогатины и поперечину, повесил на огонь закопченный чайник из сторожки, и принялся чистить картошку, бросая очистки прямо в огонь. К местной копченой птице и картошке добавил из своих запасов сушеных овощей и соли – получилось настоящее рагу – ничем не хуже того, что подают в столичных харчевнях.

Даже Эдик, бегавший туда-сюда с охапками дров принюхивался и пускал слюни.

Наконец, мы разложили рагу по мискам.

– Доброго здоровьичка добрым людям! И приятного аппетита, – произнес скрипучий голос из темноты.

Лазаревич схватился за копье, Вольский – за топор, Эдик выронил миску с рагу себе на штаны, ошпарился, заорал дурным голосом и забегал вокруг костра.

– И вам доброго вечера! Присаживайтесь, не стесняйтесь – у нас тут на всех хватит, и на вас, и на еще одну порцию для этого молодого господина, который сейчас скачет вокруг огня – сказал я.

Старик подпирал стену сторожки уже несколько минут, и агрессии не проявлял – потому я и не подавал виду, что давно заметил его, и сосредоточился на готовке.

– Меня Кир Кирыч зовут, – сказал старик, усаживаясь и подставляя глубокую деревянную тарелку, в которую я наложил ему еды из котла. – А вы, ребятушки, ссыльные стало быть?

Дедушка был колоритный – в бекеше, треухе, ладных валенках с яркой вышивкой и калошах – из гуттаперчи. За спиной у него располагалась туго набитая котомка и видавший виды охотничий самострел. Видно, запрет на огнестрельное оружие распространялся и на него.

– Так и есть, дедушка, – Лазаревич положил копье и теперь наяривал горячее варево, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться. – Мы тебе на помощь из Нового Света добираемся. Нам сказали – работы у тебя тут много, а желающих помочь особо нет.

– А гумагу-то покажьте, из жандармерии? А то вдруг ты упал намоченный, а я тебя привечать стану?

– За бумагами – это к поручику, – перевел стрелки бывший делец.

Пока я шарил за пазухой в поисках гербовой бумаги с круглыми печатями, удостоверяющей наш статус и право перемещаться по землям имперского Севера, старик налегал на рагу, поглядывая на нас из-под кудлатых бровей.

Получив в руки документ, он с явным благоговением потрогал пальцем изображение имперского герба и, шевеля губами, принялся читать. Дочитав до конца он кивнул и сказал:

– Ой много работы, ой много! Ну, теперь пойдёт дело… В одиночку-то я что? Смех один! Есть у меня задумка – поставить плотину в одном месте да воду отвести – тогда намыть там можно многие фунты…

– Фунты чего? – Эдик даже рот приоткрыл, забыв об ошпаренном междудушье.

– А ты варежку-то захлопни! – сурово сказал Вольский. – Нам каждая унция – это две декады сроку долой! Так что увижу что затеваешь какую глупость – не спущу!

Эдик варежку захлопнул, но держал ухо востро – уж больно ему это в душу запало – про "многие фунты". А я тоже держал ухо востро – но по другой причине.

– Место это во глубине гор, в пещерах – там речка течет, ее самоядь дикая, что до Империи тут обитала, прозвала Суох.

– Нет-река? – переспросил я.

Кир Кирыч удивленно на меня глянул:

– Слыхал, что ли? Ну да, северяне имперские так и говорили – Нет-река, перевели стало быть с самоядьского. На Суохе надо поселок ставить, и чугунку сюда тянуть, а не этот ваш Новый Свет – срамота одна, только и богатства что деревяшки да олени… А чтоб вы не сомневались, да назад не убегли – вот, гляньте!

Старик покопошился в кармане и в свете костра желтизной блеснул маленький корявый кусочек – величиной с ноготь взрослого человека.

– Золото!.. – зачарованно проговорил Эдик.

А Лазаревич уважительно цыкнул зубом.

* * *

В пещерах было страшновато. Красноватого оттенка стены, булькающие горячие источники и сернистый запах.