Порванная струна

Околевич же все время держал свою развалюху во дворе и нисколько за нее не переживал: хоть закрыты ворота, хоть открыты. Он говорил, что если найдется такой идиот, который угонит его «лохматые» «Жигули», то он, Околевич, поставит в Никольском соборе большую свечку за его, этого идиота, здоровье, потому что проехать на этой развалюхе и не врезаться в первый же столб может только он, Околевич. Но совершенно неожиданно у него возникли трения с соседом, владельцем джипа. Джип «чероки» был не новый, но все же это был джип, и хозяин очень им гордился. А еще он по причине глупости смотрел свысока на всех владельцев стареньких «Жигулей», новых, впрочем, тоже. И норовил поставить свой джип на то место, которое испокон веков занимал сначала отец Околевича, а потом он сам. Вовка вообще-то парень тихий, неконфликтный, но тут он уперся и ни в какую не уступал. Так что у них вышло несколько недоразумений, один раз даже участковый приходил. Но владельцу джипа участковый, сами понимаете, не указ.

Я осторожненько заглянул во двор и похолодел. В том самом месте, где стоял обычно «жигуленок» Околевича, находилась груда обугленного искореженного металла. Рядом стоял джип, переднее стекло было выбито, фары тоже искрошены: вообще вся передняя часть машины выглядела ужасно. Капот помят, бампер снесло к чертовой матери. Джипу здорово попортили морду, но меня этот вопрос интересовал в последнюю очередь. Вокруг машин стояли люди, мужик без шапки с бегающими глазками, который по некоторым признакам был владельцем джипа, уже устал материться и сидел на лавочке, время от времени встряхивая головой, словно отгоняя невидимых мух.

– Что случилось? – спросил я, подойдя поближе.

– Сам не видишь? – отозвалась тетка в домашних шлепанцах и в пальто, накинутом поверх фланелевого халата. – Вовкину машину взорвали. Я на втором этаже живу, так все слышала и видела, как дело было. Этот-то, – она дернула головой в сторону хозяина джипа, – выходит утром, а Вовкин «жигуль» ему выехать мешает. Он давай орать, опять, кричит, этот… обозвал его по-всякому, вперед меня сунулся! Сел в свой джип, и как поддаст Вовкиной машине! Хотел, значит, ее сдвинуть, чтобы на дороге не стояла. А она как рванет! Мы-то на втором живем, так и то стекла повылетели. А внизу обувная мастерская, у них ущерб большой, одних окон семь штук.

– Так Вовка-то, стало быть, жив остался? – сам себе не веря, спросил я.

– А я тебе про что говорю! Его в милицию забрали для выяснения обстоятельств.

– Тут вот какое дело, – вступил в разговор солидный дядечка.

Этот, в отличие от тетки, был одет в теплое пальто и меховую шапку: собрался долго торчать у места происшествия и не желал простужаться.

– Тут вот какое дело, – повторил он. – Они бомбу могли заложить только утром, когда ворота открываются. А утром народу во дворе много – кто на работу, кто на рынок… Так что машину Вовкину вскрывать опасно было – кто-нибудь бы заметил. Так они прилепили бомбу к днищу, чтобы среагировала она на движение. А этот, – снова пренебрежительный кивок в сторону владельца джипа, – машину-то подвинул, вот бомба и сработала.

– Ну и дела! – протянул я.

Одного я в толк не возьму, – недоуменно продолжал дядечка, – кому наш Вовка на мозоль наступил? Парень он тихий, ни в каких разборках никогда не участвовал. Мы все его с детства знаем, на глазах у всего двора вырос. Скорей всего, можно на этого подумать, – дядечка снова мотнул головой в сторону растерянного мужика на лавочке, который горестно оглядывал свой покалеченный джип, – но это совсем идиотом нужно быть, чтобы сначала бомбу заложить на движение, а потом самому же эту машину сдвинуть! Ну не понимаю я!

– Что тут понимать? – рассердилась тетка. – Перепутали машины или двор перепутали. Вон, в соседнем доме в угловой парадной один крутой жил. Так два раза двери поджигали, но не у него, а сначала этажом выше, потом этажом ниже.

– А у него самого так и не пожгли? – с интересом спросил я.

– Не, он потом от греха вообще из того дома поменялся.

– Да Вовкин «жигуль» ни с одной машиной не спутаешь! – горячился дядечка. – Ну не знаю я, в чем тут дело!

«Зато я знаю, – подумал я. – Вчера Околевич меня не послушался, не уехал от того дома, где обитал Пал Палыч. Долго там его „Жигули“ отсвечивали. Охранник мог заподозрить неладное, потому что таких задрипанных машин возле того дома отроду не стояло. А потом кто-то мог видеть меня, когда я возвращался. Эти-то, Пал Палычевы ребятки, навели небось шухер, кто-нибудь вспомнил про машину, меня запомнить тоже нетрудно из-за роста. И вот, вычислили машину и решили таким образом отомстить. Получается, подставил я Вовку, потому что если бы не этот козел со своим джипом, остались бы от Околевича одни уголья…»

Я очень расстроился, но решил не мозолить людям глаза во дворе, а идти домой и потом связаться с Околевичем по телефону. В квартиру к нему я заходить тоже не стал – там три мегеры живьем съедят, не подавятся. Пусть уж Околевич сам с ними мучается, а у меня свой крест – маман со своим эфэсбэшником. С меня и этих хватит!

***