Читаем Порванные души полностью

Саперы рванули сразу - по горячему. Полные десанты раненых - не до мин уже, на "точку" надо - вертолеты на подходе. Подошли машины колонны, популяли в скалы, на ходу помолотили сады и, набирая скорость, двинули в Кишим. Мы остались на месте, в полусотне метров от танка боевого охранения. Когда пойдем назад - будем первыми. Привыкли, не удивляемся.

У меня еще должок - руки чешутся! Заводиться стал шибко быстро, что-то не было такого раньше - домой пора. Махнул Богдану, тот подхватив свою винтовку, перепрыгнул на нашу машину. Оставив молодых на месте, мы, выждав окно в сплошном потоке движущейся бронетехники, направились назад - к остаткам кишлачка.

От души танкисты приложились... Там и так ничего живого уж не было, а тут и вовсе - одни огрызки фундаментов, словно гнилые драконьи зубы из мертвой земли торчат.

Гаденыша приметили сразу - еще на подходе. Лежит, воняет рядом с воронкой. За малым не ушел.... Помню, удивился - насколько грамотная и продуманная позиция: залег, тварюка, не в самом кишлаке, а в низинке, метрах в тридцати-сорока от последних руин. И лупанул в проем меж дувалов. Со стороны по хвосту гранаты видно - бьют из середины кишлака, а он - вот где! Да ладно, все равно не выгорело - и танк не сжег, только каток подпортил, и самого - по запчастям закопают.

Рядом - огрызок гранатомета. Отлично.... Сереге подарок сделаем, он комбату, тот - комполка. Глядишь, кто-то дырочку в кителе, а то и в погоне просверлит. Потери - издержки войны, раненые - проза жизни, а вот захваченное у мятежников оружие это - поэзия успеха!

Подошли к духу. Лежит, уткнулся рылом в пыль, правая рука вместе с плечом и лопаткой оторвана к хренам собачьим. Левая - подвернута и растопыркой вверх вывернута. Одной ноги от колена нет, только поодаль калоша валяется. Наша, кстати, советская - черный низ и малиновый бархат внутри. Правоверный весь порубан, окровавлен, обожжен, одежду со шкуры клочьями сорвало. И мелкий такой... несчастный - когда дохлый.

Подцепил стволом пулемета - перевернул на спину. Стоим втроем - глазами лупаем. Спецы тоже из люков повысовывались, с машины смотрят. А перед нами птенец желторотый. На вскидку - лет двенадцать, может чуть больше. Глаза открыты и забиты палевой пылью так, что очками кажутся. Черты лица Мефистофель в отрочестве. Вот с таких в средние века бесенят и чертей писали. Лицо звериной национальности.... Бесово отродье! Для чего только тебя мамка на свет блеванула, недоносок?!

Не знаю, такое накатило.... никогда со мной подобного не случалось... да и чтобы с кем другим - не видел. Поднял пулемет и всадил в мерзкую харю очередь - только ошметки полетели.... Нате, хороните красавца, великого моджахеда - мученика за газават ваш сраный!

Подошел Зубяра, закинул свой ПК за спину, забрал мой и, приобняв за плечи, тихо сказал:

- Пийдемо, братусю, хай йм неладно буде....

Да, куда уж неладнее! С чем и отвалили....

***

Возле машин суета - молодняк позиции готовит. Взводный закинул в башню остатки РПГ и помчался отчитываться - машина комбата в Баланджери. Осмотрелся по сторонам: мой Юрец с остальными, под бойкие окрики Слободянюка, который Пончик, бодро лопатой машет, а Темира не видно. Не понял?!...

Вон он где! Сидит под деревцом над мертвой псиной и что-то скулит. Непорядок! Подхожу.... Оказывается - поет! Уселся на корточки, сорванной веточкой отгоняет от собаки мух и что-то свое, бабайское, грустно мурлычет. На тощие пожелтевшие ветки накинута плащ-палатка, вот в этой тени они и пристроились.

И самое интересное - смотрю, а пес-то дышит! Нормальная собака, круто! Редко, мелко, с перебоями, но распоротый бок вздымается. Присел рядом, осмотрел. От шеи до самого брюха, как бритвой, весь бок по диагонали распанахан. Видны надсеченные ребра, но не разобрать - целы ли. Разваленная рана прибита пылью, кровь почернела и свернулась вздыбив густую и уже заскорузлую шерсть. На груди тоже - все торчком и присохло. Жара....

Нога еще пробита, помню. Сейчас не посмотришь - переворачивать, мучить животину не хочется. И так понятно - кранты, отвоевался пес. Но и подыхать солдату, хоть и четвероногому, так, на обочине, - не пристало. Хотел еще промедола вколоть, но потом передумал - кто его знает, как он на собак действует, а пес и так не дергается.

Аккуратно положили собачуру на плащ-палатку и отнесли в десант моей 149. Вечером похороним....

***

Посидеть спокойно не дали. Приехал взводный, тут же по связи одна команда, потом еще одна - поехали, родная, кататься! Угомонились только под самым Кишимом. Начинало потихоньку смеркаться. По связи запретили разжигать костры - бред полный! Какого?! От кого прятаться - всю округу за день на уши поставили! Да ладно....

Завели БМПшки, повыкладывали на эжекторы банки с кашей и тушенкой греем. Залез я в десант и вижу задратую морду, осмысленный взгляд и даже, гадом буду! два слабых удара хвоста по сидушке. Вот тебе на! Живой....

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное