Порванные души

Пацан вновь заквасил по черному, бросил институт. Родители ничего поделать с ним уже не могли. Леха видел его достаточно часто. Говорит просто завал! Вокруг него вечно отирались какие-то конченые рожи, какие-то немытые, вечно угашенные телки, после и вовсе - алкаши. Парень стремительно опускался в бомжатник. Рыжа утверждает, что он пропил, буквально - за банку чемера, свою "Красную Звезду".

В начале девяностых Федор по пьяной лавочке надумал проведать сына. Принял на грудь, взял пол-литра и поехал на пригородном в деревню жены. С залитых глаз вылез не там и, согреваясь с горла, пошел по пашням. Не дошел....

Взошел из под снега уже весной... Похоронили без помпы. Все...

Я не верил услышанному. Леха сказал:

- На Никольском лежит. Батя ему такой памятник отгрохал....

- Поехали!

- Куда, сейчас, Глебыч... Расслабься...

Угу! Где так расслаблялись. Забыл службу, душара бритоголовая, щассс напомню!

Через пять минут уже тряслись в старой жиге, с шашечками на крыше.

***

Какое оно большое это Никольское кладбище. Пока дошли...

Вижу вдруг - смотрит на меня с черного мрамора Федор. Непривычный такой, в фуражке, в парадке - раз в жизни одевали. Такой молодой, просто зелень. Видно фотографию художнику дали - с учебки. Ну да - одна лычка на погоне, а он при мне уже - старшим был.

Слава тебе, Господи - не пошел со мной Рыжа дальше. Показал рукой издали на памятник, да двинул кого-то своих искать.

Правильно, я же не видел Федора после.... Так и остался он в моей памяти тем несчастным пацаном - на танковом холме.

Крутые предки, говоришь.... Родители.... Мать. Отец.... Простите и Леху, и меня, дурака, за слова, за мысли эти непотребные. Мудрые вы увидели все, в самую бездну души заглянули, саму суть беды прочувствовали... все поняли, все простили...

Скрутило спазмом рожу, дулей глаза свело ....

Мягкий я стал, сорвало уже с меня толстокожесть, корку армейской огрубелости, зверство военное - не тот уже, танцор с пулеметом, да тихушник с эсвэдэхой. Видеть начал - глаза жестокостью залитые, слезой прочистились, прозрели... Твоя рука, Боже.... Твой Промысел.... Не спроста делаю это сюда пришел.... Вас встретил.... Чудо твое, Православное, случилось. Спасибо тебе, Господи....

На нижней плите, вытянувшись во весь рост лежит Дуся.

Мельчайшие детали, даже отдельные волосинки были воссозданы с удивительной точностью. Мастер рисовал, мрамор чеканил.

Это был он - Дуська. Без всяких сомнений. Метис овчаристый....

Красивый, сильный, здоровый. Мощную морду на вытянутые лапы уложил, уши внимательные навострил, глаза - в сердце смотрят.

Не Темирка я, не знаю я татарского, да и петь не умею.... И не нужна теперь, братишка, тебе эта песня. Вон он - твой Федя, рядом, над тобой возвышается. Красивый, ладный, не заплаканный... Дождался ты, поди....

Вот и встретились, наконец. Разом, теперь.... Ни Трубилин, ни Степан, ни Гиндукуш с Памиром, ни водяра - никто вас не растащит, не разлучит, не разведет по разным берегам одной речки. Вместе, теперь.... Рядышком....

Вот и славно....

Вот и хорошо...

Упокоились оба, отмаялись....

Спите, пацаны....

Все хорошо...

Отбой, братишки....

Славно все....

Луганск

Май 2004 г.