Порванный шелк

В конце концов Александр сдался (Карен решила, что он отказался от мысли преследовать кота) и вернулся в дом. Карен перепроверила запоры и снова взгромоздила башню кастрюль. Александр проследовал за ней по всем комнатам, раздраженно пыхтя. Он знал, что ему полагается угощение, но Карен решила подождать до тех пор, пока собака не поднимется с нею наверх.

Во сне, сразу же охватившем ее, Карен пробиралась по странной местности, среди руин, циклопических колонн и груд рассыпанных камней. На камнях были изображения, но хотя Карен исследовала их с нелепым для кошмара усердием, она не могла понять их смысл. Наконец вдалеке в мутном багрянце она увидела какое-то уцелевшее сооружение, нависшее над равниной. Она побежала к нему. Столп, зашатавшись, рухнул, его осколки упали на землю, но не с глухим стуком, а с металлическим звоном.

Из объятий сна ее вырвал лай. Каждая ее мышца была напряжена до боли. Александр стоял у окна. От скрежета его когтей по стеклу по коже Карен побежали мурашки.

Карен шарила в поисках выключателя. Казалось, потребовалась целая вечность, чтобы его найти. Пес лаял все злее и яростнее. Подбежав к двери, он заскреб по ней когтями, затем вернулся к окну.

Кот, подумала она. Должно быть, Александр услышал кота. У сиамцев громкие голоса. Настолько громкие, что их можно услышать через закрытые окна, при шуме работающего кондиционера.

Вцепившись в спасительную мысль о коте, Карен вылезла из кровати и подошла к окну.

Сгустившийся туман был почти непроницаем. Крыши и трубы соседних домов стали невидимыми; очертания близлежащих предметов призрачно сияли, мягко-серые стволы отливали влажным перламутром, садовые скамейки блестели в свете лампы у задней двери, словно серебряные троны.

На одной скамейке что-то сидело.

Оно сидело на террасе, достаточно близко к свету, и Карен ясно смогла разглядеть эту форму, занимавшую, точнее заполнявшую, скамейку, подобно огромной перине, которую взбили и поправили, грубо придав ей вид человеческого тела. Возможно, туман смягчал ее контуры, которые, казалось, растворялись в пустоте.

Александр по-прежнему пытался лаять, но уже так задыхался, что из его горла доносились только слабые писки. Возможно, именно намек на комическую ситуацию позволил Карен удержаться на ногах. Звук, сорвавшийся с ее губ, был трогательно похож на писк Александра, но Карен, поднимая почти не дрожащие руки, вообще-то хотела засмеяться. Отперев запор, она открыла раму.

Существо, сидевшее на скамейке, поднялось и заскользило через двор. Оно было едва различимо. Однако его способность к передвижению была столь же неестественной, как и его внешний вид, так как оно плыло неторопливо, огибая розовые кусты и деревья, до тех пор, пока его не поглотил туман.

Александр бросился к двери.

«Я не могу ее открыть», — подумала Карен.

Но также она не могла оставаться в комнате, не зная, что происходит за запертой дверью. Голос Александра напоминал писк резиновых игрушек, но ни его маленький рост, ни сбившееся дыхание не останавливали пса: он не трусил, не прятался. Как же она, представитель более совершенного биологического вида, может отступить?

Карен отперла дверь, но все же выпустила первым

Александра. Только услышав страшный грохот, она поняла, что допустила ошибку. Александр опрометчиво налетел на пирамиду кухонной утвари, и теперь она никогда не узнает, не упала ли часть кастрюль раньше, произведя тот отдаленный звук, который проник в ее сон и, возможно, разбудил Александра.

В прихожей горел яркий свет. Взяв кочергу с камина, Карен вышла из комнаты.

К тому моменту, как она достигла кухни, Александр уже поочередно совал нос в кастрюли в поисках съедобного. Было очевидно, что он потерял всякий интерес к тому, что происходит на улице. Дверь оставалась запертой.

Наградив по достоинству Александра, Карен вместе с ним поднялась наверх. Через несколько минут пес уже крепко спал, но Карен сидела у окна до тех пора, пока не началось движение транспорта и взошедшее солнце не растопило покрывало тумана, скрывавшее землю.

Глава 7

Карен сидела в гостиной за столом. Перед ней лежала нижняя юбка старой работы, которую она укорачивала и расставляла для покупательницы, очень расстроенной тем обстоятельством, что пояс не сходился на ее якобы двадцатипятидюймовой талии. Поскольку юбка все равно была длинна, решение было простым: отпороть пояс и укоротить юбку сверху, но исполнить это было гораздо сложнее, так как требовалось точно выдержать все размеры, и фактура ткани нового пояса должна была соответствовать мягкому от времени муслину оригинала.