Порванный шелк

— Большинство подобных книг написано для музейных работников и реставраторов, — сказала Карен. — Но знаешь... — Рассеянно направив фен на голову, Карен потянулась за щеткой. — Я понимаю, что чувствуют эти люди. Конечно, по большей части одежда, с которой нам предстоит иметь дело, не будет представлять музейную ценность, но, как только я подумаю о платьях миссис Мак, у меня начинает щемить совесть. Они — действительно произведения искусства, единственные в своем роде. А я продаю их богатым идиоткам, неспособным оценить их красоту, которые испортят их, надев лишь раз, а потом выбросят.

— Если бы это были мои платья, я хотела бы, чтобы их кто-нибудь носил, и выглядел бы в них красиво, и получал удовольствие, — сказала Черил. — Я бы не хотела, чтобы платья пылились в шкафу какого-нибудь музея.

— Это все потому, что ты безнадежно романтична, — улыбнулась Карен. — Моя романтическая половина с тобой согласна. Я бы не так возражала, если бы платья достались кому-то, знающему в них толк. Но Мириам интересует только их цена.

— Если ты вправду так переживаешь по этому поводу...

— И не думай их оставить. Мы просто не можем себе это позволить. Возможно, когда-нибудь, когда мы станем богатыми и преуспевающими, я смогу начать собирать свою коллекцию. Но пока нам нужен каждый цент, который мы можем заполучить.

— Я просто собиралась сказать, — когда меня так грубо прервали, — может быть, мы сможем продать эти платья коллекционерам. Например, в музей.

Карен прекратила расчесывать волосы, и они остались торчать в разные стороны, делая ее похожей на невесту Франкенштейна.

— Не знаю, как мне это не пришло в голову. В любом случае, надо попробовать. Нью-йоркский институт одежды обладает громадным собранием авторских моделей.

— В одной из твоих книг есть список музеев. Мы напишем туда или позвоним.

— Сенсация! — просияла Карен.

— Хе, так ведь это моя работа — создавать сенсации.

Я еще великолепно умею составлять списки, чем сейчас и займусь. Я хочу закончить описывать товар, который у нас есть.

Она пошла к себе в спальню, но тотчас же вернулась.

— Карен...

— Не думаю, чтобы что-нибудь получилось, — пробормотала Карен, медленно водя феном по платью. — Может быть, просто нужно больше времени... Что?

— Ты сейчас не трогала вещи в гардеробе своей тетки?

— Нет, я даже не заходила туда. Что-нибудь не в порядке?

— Похоже, все в порядке. Но могу поклясться, что вещи кто-то трогал. Вчера вечером голубой пеньюар висел с краю. Сейчас его тут нет.

Карен прошла за ней в соседнюю комнату.

— Я не замечаю никаких изменений, — после беглого осмотра сказала она.

— Возможно, мне почудилось.

— Это губительное влияние миссис Гроссмюллер, — со смехом произнесла Карен. — Но она не могла проникнуть в дом, Черил.

— Наверное, да.

— Пропало что-нибудь?

— Как я могу определить? Вот почему я хочу поскорее завершить составление описи. Без нее мы не сможем застраховать наш товар. Когда закончишь чудить со своим заплесневевшим атласом, приходи и помоги мне.

Карен не обиделась на резкий тон; она видела, что мысли Черил были поглощены миссис Гроссмюллер. Похоже, у нее возник какой-то комплекс по поводу старухи. Для Карен миссис Гроссмюллер была, скорее, трогательна, чем пугающа, и не столько забавляла, сколько вызывала жалость. Вероятно, это было потому, что она лучше понимала те годы отчаяния, которые довели миссис Гроссмюллер до такого состояния. Если бы Карен продолжила жить вместе с Джеком, испытывая раздражение от каждого его движения и слова, не закончила бы и она через сорок лет подобной бредовой идеей? Необязательно в точности такой же, но также отражающей долго сдерживаемые гнев и разочарование? Скорее всего, миссис Гроссмюллер не убивала Генри, но... о, как часто она хотела это сделать!

Сегодня, по крайней мере, развод может принести избавление. Но у миссис Гроссмюллер такой возможности не было; в ее время пристойные женщины среднего класса не разводились. С точки зрения общественной морали приличнее было убить ненавистного супруга, предполагая, что это сойдет с рук, чем вызвать скандал с разводом. Но ей было проще, рассеянно подумала Карен. Достаточно было потолстеть и перестать следить за собой...

У нее помимо воли раскрывался рот по мере того, как до нее доходила правда — ответ на вопрос, который несколько недель назад ей задал психиатр. Вот почему она позволила себе опуститься. У нее не хватило духа прийти к Джеку и сообщить, что она хочет от него уйти; у нее даже не хватило мужества признаться в этом себе. Поэтому она подтолкнула его сделать решающий шаг, подтолкнула тем, что превратилась в неряшливую и непривлекательную?

Не предавалась ли она той слабости, в которой ее обвинила Черил, — винила себя во всем, с ней происходящем? Нет, есть разница между чувством вины и признанием ответственности. Она вела себя глупо и трусливо, но это не снимало с Джека его доли вины.

Телефонный звонок прервал нить размышлений Карен. Она не очень-то этому огорчилась; новую мысль необходимо было вначале прокрутить так и этак, и лишь потом та могла утвердиться в ее сознании.