Порыв ветра, или Звезда над Антибой

В тот переполненный трагедиями и восторгами год де Сталь создает несколько десятков своих «композиций», иные из которых стали знамениты среди знатоков. Такой была любимейшая из картин Жана Борэ «Композиция в черном цвете». Она не раз упоминается в переписке де Сталя с Борэ. Анна де Сталь рассказывает в своей книге, что купив эту картину, Борэ вешал ее иногда в старинном деревянном амбаре с почерневшими деревянными стенами и воротами, «и вот тогда, в этом состязании мрачных тонов, картина с ее тонкими белыми лучами вдруг освещала полумрак амбара, как сияет иногда икона в полумраке маленькой православной церквушки».

Иногда Борэ прикреплял полотно к почерневшим воротам амбара снаружи, и тогда картина на фоне темного дерева, в морщинах и трещинах, изъеденного дождями до того тона древесной плоти, которого рука людская придать ей не может, словно бы доносила до зрителя самую историю дерева.

Бывало, что Борэ закреплял картину внутри амбара рядом с дверцей, распахнутой в ликующую зелень листвы, так что картина являла собой контраст живой природе. Анна де Сталь считает, что это был также контраст человеческих темпераментов, что утонченный Борэ именно так, в столкновении с живой природой, проверял жизненность живописи.

Понятно, что яркий этот период абстрактной живописи де Сталя, начатый «Порывом ветра» и другими знаменитыми полотнами, не ускользнул от внимания первых исследователей творчества художника.

«Начиная с 1946 года, – писал Арно Мансар, – полотно де Сталя вырывается из ошейника геометричности и строго структурированного построения, выпуская на волю Динамику, брызнувшую фонтаном. Мастихин, врезаясь в слои краски, проводит свою свободную линию в поисках гармонии…» Мансар напоминает о том, что одно из полотен 1946 года было полвека спустя куплено парижским Музеем современного искусства, и теперь посетители могут видеть, как «бронзовая зелень и бистр, нанесенные густым слоем, сочетаются с серым, являя некоторое подобие опрокинутой мебели!»

И об этом сером, и о смело поломанной линии полотен той поры подробно писал искусствовед Роже ван Гендерталь.

Серое у Никола де Сталя (а в 1946-м появились «Композиция в сером цвете», «Композиция в сером и желтом» и еще, и еще) представляет особый предмет для размышления. Несомненно, серое очевидно у высоко почитаемого де Сталем Жоржа Брака, но серое (жемчужно-серое, свинцово-серое и т.п.) ведь царило и в городе Николаева детства, оно могло (и должно было) залечь на дне его памяти. На этом настаивают многие французские искусствоведы, и в первую очередь Вероника Шильц. Вот как она пишет об этом:

«… Везде у него находишь оттенки серого, и они, сдается, в меньшей степени пришли от Брака, чем навеяны были дальними воспоминаниями и оживали в пору, когда они читали Гоголя вместе с Ланским, так его любившим: «на всем серенький мутный колорит – неизгладимая печать севера». «Оловянный закат», «улица, серым полна», «пыльно-серая мгла». «Еще прекрасно серое небо. Еще безнадежна серая даль»: для Блока серый – не есть ли главный цвет Петербурга?»

Вспоминается, как один из английских поклонников русской художницы – авангардистки Иды Карской (сбежав из богатого родительского дома, она задержалась в Брюсселе, а оттуда – ринулась в нищий эмигрантский Париж) писал о ее сером цвете:

«… Серое для Карской – это промежуточное состояние между белым и черным до их разделения, хаос, полный возможностей… Она сказала мне однажды о тумане: «Все серо, и вдруг вы видите, как появляется ветка или лист».

Конечно, богатство серого может быть навеяно и парижским небом, и парижской гризалью, о которой написано так много. Рассуждая о сходстве и различии между Нью-Йорком и Парижем, американский писатель Генри Миллер, столько счастливых дней проживший в Клиши и в странствиях по Франции, писал, вернувшись в Америку:

«Даже само слово "серый", которое повлекло меня к этому сравнению, совершенно иначе звучит для французского уха, целый мир мыслей и ассоциаций… Если говорить об акварели, американские художники злоупотребляют фабричного изготовления серым. Во Франции гамма серого бесконечно велика; а здесь даже самое воздействие серого утрачено».

Анри Мансар в книге о де Стале приводит строки из письма Винцента Ван Гога, адресованного брату:

«…бесконечно разнообразие сочетаний с серым: красно-серый, желто-серый, фиолетово-серый… существует бесконечная гамма».

Проблемы цвета, света и пространства Никола де Сталь бесконечно обсуждал с Андреем Ланским, который часто бывал теперь у де Сталя. Впрочем, не уверен, что Никола мог рассуждать о проблемах искусства по-русски. Он получил все-таки не русское, а французское образование.