Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Я думал о том, что можно позавидовать человеку, который способен переживать такое волнение перед картиной. Но конечно, Сергей не о себе спрашивал – о картине бедного Никола, который полвека тому назад сам оборвал свою жизнь на этом вот берегу. Я не мог произнести слово «позавидовать». Могли не понять, чему я завидую…

Картина меня тоже поразила, но найти короткое суждение я затруднялся. И пришла в голову лишь пацанская дневниковая запись докторского сына Марка о посещенье дома на рю Нолле, как раз в ту самую пору. Уже и пацан ее взял в кавычки за тривиальность:

– Красивая живопись! Хорошая работа!

… Сергей высадил меня на привокзальной площади в Болье-сюр-мер. Еще через час-другой подъехала машина, и я увидел сына, свою belle-fille и спящего внука. Он был смешной, курносый, прелестный, совершенно неотразимый. Звали его очень торжественно: Лев-Матвей Антонович. Господи, жизнь только начинается, а он уже Лев-Матвей. Да он еще сам придумает себе сто имен. Будет Чун-Цин Ли, или Мохамед ибн Антон. Был бы только здоровенький…

Глава 24. Победа и беды

Полотно «Порыв ветра» было куплено одним из новых поклонников де Сталя коллекционером Луи Клэе еще до того, как Никола счел работу законченной. Продавались также помаленьку (и вполне недорого) другие картины де Сталя. Среди новых покупателей были Жан Мазерель, Жан Дютийель и другие. В особняке на рю Нолле бывало теперь все больше посетителей, и художников, и поэтов, и маршанов. Знакомство с некоторыми из них было прямо или косвенно связано с малолетним, и

вдобавок малорослым, но общительным и подвижным пасынком Никола Антеком. Во-первых хлопоты об издании стихов Антека в роскошной, дорогой серии с иллюстрацией самого Жоржа Брака послужило сближению начинающего художника де Сталя с классиком авангардной живописи. Брак стал бывать в ателье у Сталя и вел с ним долгие беседы у себя дома.

Обнаружив у себя под боком гениального поэта, Жанин и Никола задумались над тем, что неплохо было бы поэту получить какое ни то регулярное образование. Решили найти мальчику учителя и проверить, что он знает и куда бы он мог поступить на учебу. На поиски репетитора пошел глава семьи и по совету Пьера Реверди он, не мелочась, отправился в самое престижное учебное заведение Парижа, в знаменитую Эколь нормаль сюпериор, что и нынче блистает на левобережной улице Ульм. На меньшее, чем этот питомник дипломатов, депутатов, министров, лауреатов и гениев математики, ни гордые родители, ни сам вундеркинд были несогласны. В общем, отложив свои кисти и тряпочки, но не слишком озаботившись состоянием своего костюма, самоуверенный гигант де Сталь переступил порог прославленного святилища французского наробраза и стал бродить по коридорам, ища с кем тут можно поговорить.

Три года спустя молодой поэт Пьер Лекюир так вспоминал о начале своего знакомства со Сталем:

«Никола де Сталь нашел меня тому года три назад в моем закутке «дворца», в Эколь нормаль на улице Ульм в послеобеденный час, зимой… Сталь постучал в дверь. Я увидел, что входит гигант, одетый, как каменщик, перемазанный известкой и красками, взгляд у него блуждает где-то в пространстве, жесты неторопливые, а голос твердый и нежный, какой бывает, когда произносят какие-то русские слова. Он пришел поговорить о своем пасынке Тудале. С того самого дня и до лета мы с Тудалем занимались вместе довольно странно и симпатично».

К лету репетитору стало ясно, что способный этот поэт-вундеркинд никаких требований школьной программы выполнить не сможет, и занятия прекратились. Однако общение молодого поэта, книгоиздателя и фанатика книги (он называет себя «конструктором книги») с художником де Сталем длилось до конца жизни художника, да строго говоря, еще и не кончилось. И сегодня, уже почти девяностолетний «конструктор книги» Пьер Лекюир пишет и охотно рассказывает об этом судьбоносном зимнем дне 1945 года, когда у него в закутке на верхнем этаже «дворца» раздался стук в дверь…

– За кого же вы его приняли, месье Лекюир? За каменщика?– спросил я не далее, чем в конце июня 2010 года, посетив почтенного поэта и его супругу Милу Гагарину (из тех самых Гагариных, что приняли католичество еще в позапрошлом веке и посоветовали художнику Жозефу Фрисеро отправиться на заработки в блистательный Петербург) у них на рю Бюффон, что как раз напротив старинного Сада растений.

Этот не то чтоб слишком оригинальный или остроумный мой вопрос против ожидания необычайно оживил «конструктора книги» Пьера Лекюира.

– Даже не каменщика, а кровельщика… Там чинили железную крышу, весь день стучали… Я думал, что он хочет через окно выйти на крышу. Я сказал: пожалуйста. И я распахнул окно… На такой высоте…Теперь, когда я думаю… Страшно. Предопределение судьбы.