Посадка в лужу

— О, ну хоть поболтаем вволю! — немного истерично всплеснула руками японка, одетая почему-то в свой неприлично обтягивающий комбинезон, — Так что там… эй! Эй, Кирн! Ты же сказал «поговорим»!

Я успел лишь выдавить «Потом», в который раз лишаясь сознания. К нормальному диалогу мы смогли приступить лишь через несколько дней.

— Смотрю на тебя… и не понимаю, Кирн Джаргак, — сказала мне Митсуруги, заметив, что я снова осмысленно шевелюсь, — Кем тебя считать? Циничной тварью, разменявшей свою «невинность» по максимально возможной ставке… или жертвой обстоятельств?

— Всё вместе, — прохрипел я, выпивая выделенную мне порцию воды, — Но могла бы уточнить, о чем именно ты ведешь речь.

— О… — девушка сделала жест ручкой, мол «ничего особого», — Всего лишь о твоем Статусе и уровне. Хотя, надо отдать тебе должное — ты сказал, что вытащишь нас… и вытащил. Правда, я не думала, что такой ценой.

— Мы все платим, Митсуруги Ай, — автоматически пробормотал я, начиная вспоминать прошедшие события, — …в том числе и за прошлое.

Переяслава. Что же она ляпнула под конец? Какие козлы? Какая любовь? Что это за предсмертное признание? Я вляпался в эти рассуждения как голодный поросёнок в корытце, совсем не обращая внимание на что-то продолжающую говорить японку. Что дриада этим хотела сказать? Почему в последний момент?

— Джаргак! — Митсуруги рявкнула так, что эхо заходило под куполом Дома, а местный джинн-Хозяин укоризненно на нее уставился, — Ты долго будешь в облаках витать?!! Когда на ноги встанешь?!

— Откуда я знаю, сколько дней прошло?! — справедливо возмутился я, — Отсчитай ровно месяц с момента, как я выдернул тебя Зовом!

— Лучше бы потом выдернул, — язвительно заметила розововолоска, — Сначала отлежался бы, а потом использовал Зов. В камере, где я находилась, было куда комфортнее, чем тут!

— Месяц в беспомощном состоянии? — хмыкнул я.

— Не мои проблемы!

— А срок моего возрождения?

— А он при… а… — осеклась девушка. Наконец-то до нее дошло, что сдохни я во время отката — и всё, привет. Точнее «пока» — на очень солидный срок. Справившись с замешательством, волшебница спросила, добавив яда в голос, — Решил пойти по моим стопам и угробить кучу народа? Не осуждаю… но путь в приличное общество ты себе закрыл.

— Я как-то подустал уже от приличных обществ, госпожа глава экспедиции, — сдерживать тяжелый вздох я не стал, — Уж больно неприличные вещи они от меня хотят. Да еще и бесплатно. Хотя, кому как не вам это знать?

— Именно такие как ты мешают разумным построить гармоничное общество, — наставила на меня палец Митсуруги, — Вы сопротивляетесь неизбежному!

— Ложь, — вяло махнул я рукой, теряя интерес к разговору, — Я сопротивляюсь, когда посягают на моё. Законы общества я соблюдал… в отличие от тех, кто ими управляет.

Ай тут же начала рассуждать о разнице между «быками» и «Юпитерами», о торжестве интересов последних, но слушать ее желания не было. С моей точки зрения было всё просто — если ты слаб, то прогибаешься под все возможные законы. Человечества, страны, города, терпишь произвол чиновников, молча киваешь даже на несправедливые упреки жены. Терпишь несправедливость, потому что боишься потерять то, что имеешь. Чего достиг, к чему стремился. Почему? Потому что нуждаешься во всем этом, являясь совсем незначительной частью системы. Будешь неудобным — уберут.

А взять обратный вариант? Если ты не тварь дрожащая, а уникальный, чрезвычайно востребованный специалист, обладающий крайне важными для социума умениями и сведениями? В таком случае государство может спокойно плюнуть на свои собственные законы — защита интересов важнее некоей оптовой кальки, нужной для защиты и контроля налогоплательщиков. Важного и нужного специалиста принудят — работать над тем, что нужно, жить там, где нужно…

Это правильно и справедливо… с точки зрения социума. Но если этот самый специалист бессмертен? Если он опасен? Если он в состоянии отстаивать свои интересы со смертельной для общества силой?

Кто прав?

Этически верного решения здесь нет. Я один, а обществ много. Точнее, теперь на одно меньше.

Нужно посмотреть, что это принесло.

Статус был черным. Совсем. Наглухо. В перечне моих грехов были десятки надписей, в каждом из которых фигурировало слово, связанное с убийством. Я был убийцей мужчин, женщин, детей, стариков, рабочих, стражей порядка, невинных и виноватых. Убийца города, убийца страны, убийца расы… и бога?

Тот серебряный Лахт Асал тоже не пережил нашей встречи? Замечательно, что уж тут сказать.

Я скользил взглядом по строчками. Убийца, убийца, убийца… Смешанные чувства. Одна часть моего собственного рассудка пребывала в глубоком ступоре. Сорвался и… уничтожил невинных? Просто потому, что… потому что взбесился даже сквозь свою «Отрешенность»? От чего? От вида несчастного волосатого смертного сорокового уровня, считавшего, что он что-то значит? У меня даже «Этих Дней» не было. Ни одного ответа на вопрос. Вторая часть меня цинично и тихо шептала оправдания — это же не настоящий мир, не настоящая жизнь, не естественные правила.