Старый Пассий только башкою вертел туда и сюда, выслушивая все эти несусветные оскорбления, да испуганно при этом моргал сырыми набрякшими глазами.
Торговец же попытался ответить, выкрикнув вслед обидчикам: «Бель-береп калкарай…» Но тут один из кентавронцев отстал от дружков, развернулся и, с хмуроватым видом подскакав к торговцу, принялся гваздать его задними копытами, повернувшись к нему юным задом, и при этом все время норовил заехать по скулам.
Лишь тогда отвязался злой кентавренок от человека, когда тот догадался нырнуть под грузное брюхо Пассия.
Кентавриарх остановился, благожелательно растопырив ноги, тяжело вздохнул и столь пристально уставил*ся на драчуна, что тот не выдержал взгляда, отвел глаза в сторону и, развернув*шись на одной ножке, стреканул с места в карьер – догонять свою компанию.
– Нелепость моего положения еще и в том,- говорил торговец, выползая из-под брюха стоявшего враскоряк кентавра,- что я ведь не Ц вашего полужи*вотного мира, а из человеческого. И все, что я испытываю здесь, не имеет к моей жизни никакого отношения.
– Точно так же я думал про себя, когда был у вас в плену,- пробормотал кентавр, с рассеянным видом пустив струю ккапи в затылок торговцу.
Утираясь пучком травы, купец отполз в сторону и уселся на землю сохнуть. Старик Пассий тоже присел на дорогу, упершись передними ногами, а челове*ческие руки скрестив на груди: Огромное брюхо его при этом пузырем легло на вытоптанную траву, елдорай согнуло пополам.
– Почему эти жеребятки бегут в лес?- вслух рассуждал торговец.- Вон их сколько проскакало туда, а из деревни скачут все новые засранцы.
– Они собираются в лесу все вместе, чтобы раньше времени, чем коша им можно тыкаться, совершать совместную ырыд илеши калкарай,- с задумчивым видом отвечал старый кентавр.-
Видывал я такое в селениях карликов киркеров, у них молодежь, перед тем как всему племени вымереть, начинала бешено илеши ырыд калкарай…
– Но этим не спасешься,- злорадно молвил купец, осторожно слизывая кровь с разбитой губы.- Что толку для племени, если его сосунки начинают калкараить своими зелеными огурчиками.
– Спасения в этом нет,- согласился кентавриарх,- однако что поделаешь, если им хочется стукнуть елдораем по брюху, как мечом по щиту? Это утеши*тельно и для молодежи и для стариков.
– Так что же, старина? Чуете вы, что ли, свою скорую погибель?- спросил человек.
– Не мы чуем,- ответил кентавр.- Она чует.
– Кто это?
– Серемет лагай.
– Вот как… Но вы же любите умирать,- молвил человек,- ваши старики
только об этом и говорят.
– Мы не любим умирать,- отвечал кентавр,- мы любим помахать. Но для меня это не имеет больше никакого значения,- продолжал он, вздохнув грустно.- Когда я был в плену у людей, то видел, что ваши самцы и самки тоже любят помахать не хуже кентавров.
Я понял, что в этом вся истина – сулукве. Но однажды ночью некая знатная дама с большим белым задом стала текусме со мной через решетку клетки, в которой меня возили напоказ по разным городам и селам.
Ее поймали прямо на мне, потому что с нами случилось то же самое, что бывает между собаками И у меня хозяин тут же вырезал елдолачу…
С этого дня вся сулукве этого мира для меня уже ничего не значит, иноземец, но ты об этом никому из кентавров не рассказываи и не объясняй им – они ведь ни о чем таком не знают, не понимают, и не надо их пугать.
– Что ж, в твоих словах есть своя сулукве,- согласился торговец.- А как же ты, бедняга, сумел убежать из плена и вернуться домой?
– Передо мною разодралась завеса мира,- был ответ.
– Как?! И перед тобой также?- воскликнул иноземец.
И поскользнувшись на жидком раккапи, оставленном на дороге каким-то поносным кентавренком, он чуть не упал. Они были уже на полпути к лесу, где закурились там и сям беловатые хвосты дыма, поднимаясь из темно-зеленых куш.
– Это, я понимаю, случается в самое неожиданное время и самым непонят*ным образом,- с задумчивым видом произнес Пассий.
– Совершенно непонятно и неизвестно когда!- подтвердил человек.- Ведь так и не нашел я ту прореху, через которую первый раз пришел сюда.
А второй раз путь мой к вам был долгим и страшным – как и путь отсюда, дорогой Пассий. И никакой завесы передо мною уже не раскрылось. Так кто же, по-твоему, раздергивает эту проклятую занавеску?
– Тот, кто и сейчас внимательно наблюдает за нами, иноземец,- сказал кентавр.- И кому смешно, что я тащусь сейчас по дороге со своим бесполезным елдораем. Кому смешно, что мы такие смешные.
– Когда я много дней шел сюда по горам со шкатулкой пуговиц под мышкой
и с лаконийским мечом в руке, то мне и вправду показалось, что кто-то смеется
надо мной,- бормотал торговец.
– А что смешного в том, что Я хочу стать богатым? Ведь в этом вся сулукве нашей человеческой жизни – каждый хочет разбогатеть. Вы, животные, не понимаете этого, значит, вы не знаете сулукве, не знаете, зачем вы живете… '
Когда они подошли к лесу, в глубине его мелькали, словно чьи-то красные зрачки, огненные пятна начинающегося лесного пожара.
И на свету пламени мелькали темные и шустрые, как муравьи, фигурки кентаврят.