— Ничего не случилось. А впрочем… — Вера Павловна подошла к Андрею — какой он большой… и совсем маленький, со своими рыбками. — …Я приглашена!
— Ма! Ты можешь ответить по-человечески?
— Я сказала, приглашена на заручины.
— Заручины? Что это такое?
— Заручины? — раздумчиво протянула Вера Павловна. — Благословение. Начало новой жизни.
— Ничего не понимаю. Какие еще заручины?
— Алексей Кудь засватал Ольгу. Ну, в общем, женится на Ольге Крутояр.
— На Ольге? На Ольге точно? — допытывался Андрей.
— Я же сказала… Вся Моторивка толкует… А ты ничего не замечаешь, кроме своих рыбешек.
— Да, верно, мама, верно… Ой, какой же я… Извини, ма, я побежал!
Он вернулся:
— Возьми, пожалуйста, моих рыбех, выпусти в маленький аквариум, я приготовил на окне; осторожно вылавливай сачком по одной… Или, как знаешь… Пока, мама!
— Андрюшка!
— Пока, я скоро вернусь…
Вера Павловна с целлофановым мешочком в руках стояла в тени салона красоты, провожая сына встревоженным взглядом.
Хорошо было раньше, в детстве, можно было подойти и сказать: Любка, мир, я больше не стану дергать тебя за косы. И наступал ясный, счастливый день, гоняй до ночи наперегонки, на велике, в стукали-пали. Утром выглянуть — солнце золотое, небо голубое, деревья зеленые. И платье ее красное мелькало, проносилось, кружило. Когда Любы нет — небо серое, деревья серые, не хочется выходить во двор, не с кем играть. С ней можно говорить о всем хорошем, какая книга интереснее, какое мороженое лучше — пломбир или фруктовое; можно спорить, кто дальше прыгнет, кто может взобраться на яблоню, на крышу сарая.
Андрей долго бродил по Моторивке, высматривая Любу.
Дворовая собачонка облаяла его.
Вышел Хома Крутояр и спросил, чего он тут шатается.
На соседнем дворе шумели гости, но Андрей не видел ни соседнего двора, ни гостей.
Любы не было.
Она уехала в город тайком, следом за молодыми, дежурила у Дворца, пока они вышли на крыльцо вместе, взявшись за руки, пока не убедилась, что подали документы, закрепляя благополучие и счастье.
Андрей ничего не знал об этом.
Любы не было, он ждал ее, бродил по улицам, не мог уйти не повидав ее.
Демьяша по давней склонности предпочел бы ночной разговор с Полохом. Но Пантюшкин сутки болтался в поселке, намозолил глаза, могли уже и картинку прилепить на доске, каждая минуточка дорого стоила — до ночи в таком деле не дотянешь. Пантюшкина схватят точно, но он, Демьяша, уйдет, смоется, лишь бы успеть сорвать калым с Полоха. Много не выкрутишь, видать сову по полету, но откупиться должен, скандал не в его интересе. И Демьяша решил, не откладывая, проверить Эдуарда Гавриловича; ткнул Пантюшкину городскую булочку, «Жигулевское», бычков в томате и велел ждать в роще, не вылезая на шухер.
Демьяша прошелся раз и другой вдоль полоховской усадьбы, наткнулся на какого-то паренька, торчавшего перед воротами углового двора, откуда доносился шум застолья, присмотрелся мимоходом к пареньку, во внимание не принял — по всему видать, хлопец выглядывал девчонку. Демьяша вернулся к усадьбе Полоха. Тихо. Никого не видать. Гуляют в городе? Или сон послеобеденный?
Обошел усадьбу по углу, переулку и задворкам, выходившим к оврагу. Тихо. Вымерли. Собак и тех не слыхать, приучены, гады, голос подавать только при случае. Повернул обратно, к фасаду. Цветов понасажено, клумбы, газоны, виноград на шпалерах, дорожки асфальтовые, живет человек. Молодец. Демьяша голову склонил от уважения. Какой-то в спецовке над воротами торчит, лестницу приставил — проглядел было его за деревьями. Ковыряется, провода на руке накручены — не то звонок починяет, не то сигнализацию проводит, усадьба на отшибе, под самым перелеском, мало ли что, жуликов хватает, — каждый хозяин о своем беспокоится.
— Тебе чего, извиняюсь? — сразу засек Демьяшу человек на лестнице.
— Да во-от… — тянул Демьяша, подбирая ключики к неизвестному мастеру. — … Вот, по вызову, насчет ремонта: паркет, линолеум, кафель.
— А! Кафель! Кафель — это подходяще. Это товар. Я и гляжу — специалист.
— Да, мы по этой части. Специально работаем. А хозяин у себя? Эдуард Гаврилович?
— Нету-нету, — не слезая с лестницы, сообщил мастер по звонкам или сигнализации. — Выехали машину обкатывать. Любят самолично машину гонять, проветриваться.
— Может, кто из семейства, чтоб не зря мне сюда из города мотаться?
— Нету-нету, в отъезде.
— Эх ты ж… — подосадовал Демьяша. — У меня ж дела и дела кругом. Заказы завалили. Хорошим людям отказал для ради Эдуарда Гавриловича.
— А ты, — спустился с лестницы мастер, — ты по соседним дворам прошвырнись, послышался мне вроде мотор Гавриловича, где-то поблизости. Пройдись по улице, серую «Волгу» увидишь — она и есть, полоховская.