Поселок Сокол. Врубеля, 4

В заключение разговора Катя спросила, не помню ли я Китлинских, живших на Огоньке в начале 50-х гг. Я ответила, что помню Китлинского, горного мастера Огонька, и его жену, зубного врача прииска. Катя предложила мне адрес электронной почты сына Алексея Китлинского, имя и фамилия которого точь-в-точь, как у его отца. Я с большой готовностью согласилась.

Через неделю я позвонила Кате в Ригу и доложила, что с Алексеем Китлинским установлена надежная связь, что каждое утро я нахожу в электронной почте интереснейшую информацию о нем и сестре Ане, родившейся на Огоньке двумя годами раньше Алексея, их отце и маме. Рассказала о фотографиях, которые присылал Алексей целыми блоками.

Все фотографии были сделаны на Огоньке. Вот мостик через Нижний Жар, на котором стоит молодая женщина с девочкой на руках – Анечкой Китлинской. А вот ее отец – Алексей Китлинский, высокий, статный, стоит на драге с двумя горными мастерами. А вот и мама Алексея – Зоя Ивановна на фоне домика, в котором жила с подругой до своего замужества. Рядом – горный мастер Варя Павлова, маленькая молодая женщина, якутка по национальности.

Одну из фотографий Алексей увеличил до размера стандартного машинописного листа, за что я необыкновенно признательна ему. На переднем плане его маленькая сестра стоит на фоне нашей родной и до боли знакомой школы. Хорошо видны окна, многочисленные печные трубы на крыше по числу отапливаемых помещений – классов, учительской, коридора. Ракурс этой фотографии таков, что за школой видна часть склона горы, на которой находилось тогда кладбище, где хоронили мы когда-то нашего Арика Сенна, погибшего от случайной пули.

Каждую фотографию Алексей сопровождал каким-либо комментарием. На одной из фотографий – три симпатичные девочки от трех до шести лет. У всех косички с ленточками. На переднем плане две девчушки в возрасте трех с половиной – четырех лет. Слева в ситцевом сарафанчике и белой кофточке – Аня Китлинская, будущий преподаватель. Справа от нее – ее ровесница и подружка Лариса Кутенкова, будущий хирург. На заднем плане ее старшая сестра Альбина. Она теперь директор школы в Петропавловске под Усть-Маей.

В общей сложности Алексей передал три десятка фотографий в течение двух недель и, конечно, письменные сообщения. Некоторые из них занимали целую страницу.

Каждое утро у нас начиналось с того, что из соседней комнаты раздавался призывный крик: «Мама, Огонек!» Я тут же бежала к экрану компьютера, чтобы прочитать очередную информацию, торопила дочь вывести мне на печать все, что передал «Огонек». А читать и рассматривать было что. Почти на каждой фотографии можно было рассмотреть и дома, покрытые корой лиственницы, и огороженные разнокалиберными досками или горбылем дворики и огородики. Виднеются гряды сопок.

Есть великолепный снимок реки Юдомы с ее характерными берегами. На горизонте, на фоне цепи гор виден поселок. Алексей пишет, что это – Югоренок, но я уверена, что это Огонек, снятый с расстояния одного-полутора километров ниже по течению Юдомы и стоящий на ее левом берегу, хотя оба поселка могли быть однотипными. Я знаю, что Югоренок стоит на правом берегу реки. 4 ноября 1953 г. мы приехали в Югоренок под вечер, и в таком ракурсе я его не видела и видеть никогда не могла, т. к. в сентябре 1948 года мы приехали в Югоренок тоже вечером и к тому же с его обратной стороны: газоход шел против течения со стороны реки Маи.

На одной из фотографий группа ИТР[2] прииска, хорошо одетых по тем временам. На одной из женщин длинное бархатное или плюшевое пальто, две – в модельных туфлях, четверо мужчин с признаками свежих стрижек. Все в возрасте от 30 до 50 лет, стоят на ступеньках крыльца приисковой конторы. В центре верхнего ряда возвышается колоритная фигура Китлинского Алексея – отца Алексея. Все лица хорошо знакомы, но фамилий их я или не знала, кроме Китлинского, или не помню. За спинами стоящих людей видны два ближайших от конторы дома. Правый из них – приисковая библиотека. Одна из последних книг, которую я успела прочитать на Огоньке, была книга «Сталь и шлак». Автора не помню. Из этой библиотеки я регулярно приносила для отца очередные тома БСЭ[3], а в последний год жизни на Огоньке отец с удовольствием просматривал собрание сочинений И. В. Мичурина, также том за томом. Книги были новехонькие, в хорошем переплете, никем не читанные. Они поступили в библиотеку за год до нашего отъезда и вряд ли нашли своих читателей, кроме моего отца. Но тот, кто отбирал где-то книги для приисковых библиотек, предусматривал, наверное, что люди разъедутся по всей стране после того, как золотоносные жилы будут отработаны и прииск закроется, и сады еще можно будет успеть не только высадить, но и дождаться урожая.