- Яволь! - почти гаркнул Гюнтер.
- Так! Служебный пыл умерь, - поморщившись потребовал я, оглядываясь по сторонам. - Не перед рейхстагом рявкаешь.
- Ваше благородие...
- Зови меня "командиром" что ль... - попросил я. - А то как-то... не очень.
- Яволь, майн Фюрер!
Я чуть было не поперхнулся от подобного то ли панибратства со стороны немца, то ли откровенного хамства, за которое можно и по морде схлопотать. Похоже, что мои мысли, как-то отразились на лице, потому как Гюнтер нахмурился и спросил.
- Что-то не так, майн Фюрер, - произнес он это без какой бы то ни было издёвки, спокойным, ровным голосом, словно это было нормально...
Я чуть было не хлопнул себя полбу. Только в последний момент остановился, вспомнив, что в моём бронекостюмчике вполне мог бы нанести сам себе непоправимые увечья, а то и вовсе снести к чертям голову. Ещё раз посмотрел на своего бывшего языка и крякнул от досады.
Вот она разница эпох! Это даже не проблемы межнационального общения, а именно пропасть шириной в сотню лет. Мой современник из две тысячи семнадцатого, какой-нибудь Фридрих из Берлина, живущий в впитавший в себя Евросоюз с шнапсом матери, мягкий как пластелин и толерантный до идиотизма никогда и никого так не назовёт. Для него это табу. Позорное клеймо, ярлык, который следует навешивать на неугодных указанных местными СМИ.
А для Гюнтера, солдата с полей первой мировой, который о третьем рейхе и слыхом не слыхивал? Для него "Фюрер" слово сугубо положительное. Это "Лидер", "Командир", "Предводитель"! Вот и хлопает сейчас кайзеровец глазами, пытаясь понять мою более чем неадекватную с его точки зрения реакцию. А ведь из-за подобного непонимания можно таких делов наворотить...
- Послушай, Гюнтер. Не стоит так меня звать, - очень аккуратно попросил его я и сразу же добавил, чтобы избежать ненужных вопросов. - Во времени откуда я прибыл, это сродни оскорблению. Договорились? Зови меня просто - командир.
- Да, - ответил он на языке будущего, хоть и выглядел донельзя удивлённым, - майн командант.
- Вот и договорились.
- Это что-же гер командант, - тихо произнёс Гюнтер, - Получается... даже самого Кайзера в ваше время не следует именовать фюрером?
- А нет никакого Кайзера Гюнтер, - он вскинулся было, но я быстро добавил. - И Императора Российского нет. Все сгинули во время революций. Нашего свергли в феврале семнадцатого, вашего в ноябре восемнадцатого. Если мне не изменяет память, тот год не пережил ни тот, ни другой.
- Кто... - прохрипел немец, наливаясь кровью, но стараясь держать себя в руках. - Как?
- У вас - не знаю, - я покачал головой. - Не интересовался никогда. - А наша - руками приближённых. Их тоже потом смели.
- А Германия... Германия как страна? Что с ней в ваше время?
- Ты сам откуда?
- Из-под Кёнигсберга я. Восточная Пруссия! - выпалил он.
- Германия... сохранилась, - осторожно начал я.
Вот и момент истины. Посмотрим, как он отреагирует.
- Но живи ты в моё время. Мы были бы земляками... Можешь считать себя Россиянином из-под Калининграда.
С минуту мы молчали. Потом он сказал.
- Ну хоть не поляком... Это было бы стыдно, - голос его был холодным, однако агрессии в нём не было. - А русскому царю служили мои предки. Печально конечно за судьбу империи. Страшные слова и тяжёлые знания, но... Скажите гер коммандант, вы упомянули некого гефрайтера из второй баварской. Почему его бы вы убили, а меня не стали.
- Ты точно хочешь "сейчас" это узнать? - спросил я.
- Хочу, - нахмурился Гюнтер.
- Хорошо, слушай...
Глава 3
Сжатая лекция по Великой Отечественной Войне, плавно перетекла в рассказ о новейшей истории мира и естественно затянулась. Я говорил, а подавленный немец, плёлся за мной шаркая ногами, с поникшей головой и потухшим взглядом. Он никак не мог взять в толк, как, после двух кровопролитных войн и перенесённого унижения нынешняя Германия может быть верным союзником Великобритании и США.
Конечно события в моём изложении были, не очень-то и объективными. С моей, русской точки зрения, далёкой от либеральный и прочих нездоровых тенденций. При этом, я никогда не отличался глубокими познаниями в истории и по большей части вспоминал школьную программу, плюс были кое-какие вершки, зацепленные мной уже в взрослом возрасте. Местами я сглаживал особо острые углы, кое-что Гюнтеру знать было необязательно, кое где усиливал эмоциональный напор.
Правда, как мне показалось, Гюнтер хоть и верил моим словам, но не во всём. В частности, он никак не мог принять самой концепции "войны на уничтожение" в пределах Европы, как и расового превосходства, замен вполне естественного для него верховенства германской нации. Не укладывалось всё это в мозгу свято верившего в железный орндунг кайзеровца, по какой причине славяне были назначены людьми второго сорта, а, например, те же англосаксы - нет. Когда же я в красках рассказал, что творили его потомки на оккупированных землях Советского Союза, парень и вовсе прямо заявил мне, что подобного варварства просто не может совершенно руками доблестных немецких солдат.