Грон отрицательно мотнул головой:
— Нет, граф. Я готов под присягой подтвердить, что считаю вас человеком чести и ни секунды не сомневаюсь в вашей порядочности, но каждая папка будет отдана лично в руки только тому человеку, чье имя написано на ее обложке.
После этих слов все насинцы одновременно посмотрели на Грона. И во взглядах многих он увидел искреннюю благодарность…
— Там все подлая ложь! — воскликнул кто-то.
— Нет… — резко отозвался граф Ормераля. — Это не так. Там все правда. Хотя и изложенная так, что многое из того, что я сделал, человеку, читающему ее, может показаться постыдным. Но ни слова лжи я не прочитал. Ему… этому подонку незачем было лгать
— Посольство! Ваше высочество, посольство от короля Насии Гаделя Третьего!
Все изумленно замерли.
— Короля? — рассерженно прошипел граф Ормераля. — Ах гаденыш!..
Насинцы возбужденно загомонили. Воспользовавшись этим, к Грону протолкался один из насинцев (едва не нарвавшись при этом на удар Линдэ) и негромко спросил:
— Ваше высочество, а вы можете поклясться, что ваши люди не читали содержимое этих папок?
Грон усмехнулся. Да, вот уж неугомонные. Сами нагадили, а теперь изо всех сил стараются замять. Ну уж нет, господа, вам следует накрепко запомнить, что все, что вы натворили, — есть вожжи в руках других, за которые можно дергать и понукать вами. И с этим вам теперь жить.
— Нет, — он снова подбавил в тон льда, — не могу. И не буду…
Возбужденно гомонившие насинцы, услышав, что Грон заговорил, резко сбавили громкость и навострили уши. Они уже хотя во многом еще чисто инстинктивно, но успели понять, что, когда говорит Грон, стоит отодвинуть все дела и внимательно слушать.
— Более того, мои люди
Насинцы напряглись.
— Но я могу вам обещать, что ничего из содержимого этих папок, независимо от того, что это — правда, ложь или навет, что может опорочить или хоть как-то бросить тень на
Когда кавалькада, возглавляемая роскошно, но попугаисто разодетым послом, приблизилась, маршал Насии презрительно бросил:
— Ширгуш… — и отвернулся, всем своим видом показывая, что не собирается оказывать тому никакого положенного послу уважения.
Однако посол, наоборот, заметив маршала, мгновенно состроил этакое лебезяще-спесивое выражение лица, со стороны смотрящееся довольно забавно, и неестественно громко воскликнул:
— Ах, маршал, вы тоже здесь! Какая удача! У меня есть для вас послание от нашего юного короля, да продлит Владетель его благословенные дни…
— Граф Ормераля побагровел, развернулся, видимо собираясь сказать нечто резкое, но Грон не дал ему времени сделать это, сказав:
— Я посоветовал бы вам, господин посол, не отвлекаться и побыстрее озвучить то, что вы хотели изложить мне.
— Непременно, ваше высочество, непременно! — Посол торопливо соскочил с коня и с поклоном протянул Грону свои верительные грамоты… с изумленным хрипом замерев, когда один из «барсов» Линдэ уткнулся в выемку в основании его шеи.
— Он хотел только вручить мне бумаги, Линдэ, — негромко произнес Грон. — Так положено.
Та мгновение помедлила и нехотя отвела клинок.
— У него подлая натура, Грон, — отозвалась шейкарка. — Он говорит одно, делает другое, а думает третье. Так что я буду смотреть за ним.
Посол покосился на нее злобным, но опасливым взглядом и снова, но уже куда более осторожно протянул Грону свои верительные грамоты. Грон молча взял их и передал герцогу Тосколла…
Из велеречивых излияний посла выяснилось, что в Дагабере уже состоялась коронация нового короля. И первым же указом нового властителя Насии бывший советник короля Иркая II барон Гуглеб объявлен преступником и казнен. Сам же новый король, взошедший на престол под именем Гаделя III, предлагает принцу-консорту Агбера, поскольку между ними нет причин для вражды, прекратить враждебные действия и вступить в переговоры о мире.
Услышав о казни Черного барона, барон Шамсмели облегченно выдохнул, а все остальные, причем как насинцы, так и агберцы, радостно загомонили. А Грон с Шуршаном многозначительно переглянулись.
— Я бы хотел, — осторожно начал Грон, — осмотреть тело казненного.