Пощады не будет

— Будет, — ответил ему Грон, — зря, что ли, я собрал вас сюда, господа? И должен заметить, сегодня вы увидели только малую часть того, что умеют солдаты этих полков. Поэтому впереди у нас необъятное поле деятельности, господа, и вам придется изрядно постараться, прежде чем я со спокойной совестью подтвержу, что ваши солдаты вполне обоснованно получают свое увеличившееся денежное довольствие. Причем не только в пехоте, господа, не только…

Переучивание шло не слишком легко. Старые ветераны ворчали, офицеры-дворяне, особенно в коронных полках, доблестные в бою, но привыкшие к достаточно вольготной жизни в мирное время, фрондерствовали, кучами подавая прошения об отставке. Часть таких прошений Грон удовлетворял, взамен довольно массово производя в офицеры и, соответственно, делая дворянами наиболее подготовленных сержантов и создавая этим в дворянской среде свою собственную, до мозга костей преданную ему лично партию, часть нет, но постепенно вся армия втягивалась в единый ритм учебы и службы. Тем более что Грон произвел частичную передислокацию, оставив непосредственно в столице всего лишь четыре полка. Большая часть остальных также размещалась в центральной провинции, на королевских землях, неподалеку от небольших городков, в которых солдаты могли проводить свое свободное время. А почти треть несла службу в гарнизонах. Причем Грон установил строгую очередность гарнизонной службы — год через год, так что к исходу второго года после окончания мятежа практически все полки прошли переподготовку и втянулись в новый ритм армейской жизни.

Часть полков, где-то треть, после окончания переподготовки Грон распустил, но не насовсем, а как бы в длительный отпуск. Через полтора года они должны были собраться, дав возможность распустить еще треть. То есть, в общем и целом, у него под рукой постоянно находилось около тридцати тысяч отлично обученной пехоты и почти двадцать — конницы. С возможностью в случае военной опасности развернуть еще почти пятнадцать тысяч пехоты и десять конницы, не считая иррегулярных дворянских полков, численность личного состава которых колебалась около цифры в сорок тысяч. Хотя боеспособность иррегулярных частей он оценивал гораздо ниже боеспособности королевской армии, ибо время глобального преимущества дворянского ополчения за счет высокой индивидуальной выучки и на порядок лучшего вооружения уже прошло. На той ступени, на которую Грону удалось перетащить королевскую армию Агбера, все решали боевая слаженность и развитое взаимодействие между родами и видами войск. Ну да для вспомогательных задач либо в качестве пушечного мяса подойдут и они. Так что от военной угрозы практически любого мыслимого уровня Агбер можно было считать в основном защищенным. Оставалось создать такие же возможности противодействия на поле, каковое считал своим Черный барон…

— Ваше высочество…

Грон поднял голову. На пороге стоял его личный секретарь, мастре Поскрэ, ранее довольно успешный столичный поверенный в делах, неосторожно взявшийся уладить дела герцога Аржени в отношении королевского управления по портовым сборам. Впрочем, на первый взгляд мастре поступил вполне обоснованно. Никогда еще столь высокопоставленные вельможи не проигрывали дел против контролирующих органов королевства. Даже если были, ну скажем так, не совсем правы. Да и сам мастре считался в столичных кругах чрезвычайно ловким и умелым юристом. Поэтому когда в сутяжных кругах прошел слух, что мастре удалось получить заказ герцога, очень многие захлебнулись слюной от зависти. Кто ж знал, что к тому моменту герцог уже вляпался в заговор и, даже будь он совершенно невиновным, дело все равно не имеет никакой перспективы. Словом, то, что мастре Поскрэ посчитал немалой удачей, оказалось для него настоящим капканом. Из этой ловушки мастре выкрутиться не удалось, несмотря на его виртуозное знание не только законов, но и всех входов и выходов ко всем влиятельным столичным чиновникам. Ибо если твой клиент полностью игнорирует твои советы, а затем решается на прямой мятеж, весьма сложно обеспечить его интересы, сколь бы ловким ты ни был. Так мастре Поскрэ очутился в королевской тюрьме без всякой надежды на оправдание, ибо обвинение в пособничестве мятежу против короны даже для дворян часто чревато плахой… Но тут, на его счастье, в этой самой тюрьме внезапно объявилось два странных типа, проявивших необъяснимый интерес ко всем ее насельникам.