Пощады нет

Они встречались со множеством людей. С деланным оживлением вели разговоры на самые разнообразные темы. Юлии теперь часто приходилось слышать и самой наблюдать, как живут другие семьи. Много было пошлого и дешевого, разыгрывались и публичные комедии, вызывавшие идиотское ржание публики. А как живут в счастливых браках? Что сделали с тобой обычаи и этот общественный строй, где главенствуют мужчины? В Мексике существовал обычай посвящения богам девственниц из аристократических семей; девственниц готовили к тому, чтобы отдать их богу, святому богу. А что делали даже эти женщины, когда их ранним утром, под звуки труб и литавр, вели в храм, а затем, после благословения — к таинственному озеру, где жил бог, который должен был принять их в свои объятия? Они кричали, они отбивались, только немногие добровольно бросались в озеро, большинство же, несмотря на всю подготовку, приходилось силой сталкивать в воду, откуда несчастные долго еще поднимали свои белые руки.

Хозе, атташе посольства, был, примерно, в возрасте Карла. На приемах у одного невероятно богатого железного магната, куда Карла и Юлию время от времени приглашали, Хозе всегда можно было встретить: он был экспертом по торговым вопросам и, кроме того, любителем искусства. Своей свежестью и непосредственностью он понравился Карлу, и Карл привязался к нему. В разговорах с Юлией Хозе, конечно, не проявлял особой сдержанности. Крупноголовый, с львиной шевелюрой, в золотых очках и с оттопыренными ушами, он не был красив. Он слыл уникумом благодаря своей разносторонности. С Юлией у него как-то была беседа на астрономическую тему. Это было на приеме в его квартире, обставленном по проекту отца Юлии — архитектора. В этих кругах люди друг друга уважали, защищали и друг другу давали возможность заработать.

Юлия, в желтом шелковом платье, удобно расположилась в кресле производства фабрики Карла рассматривая нежную роспись на потолке — творчество отца. Одно только серое осеннее небо, заглядывавшее в открытое окно, было чужого производства. Она сказала:

— Я, стало быть, могу себя чувствовать здесь, как дома. У вас, действительно, приятно. Скажите, у вас всюду, куда бы вас ни посылали, есть своя квартира?

— А вы предпочли бы жить в гостинице?

— Откровенно говоря, да. Но муж мой не должен этого слышать.

Хозе рассмеялся.

— Это идет вразрез с его деловыми интересами?

— Да, отчасти. Но он вообще очень щепетилен. Он считает, что пользоваться чужой мебелью так же невозможно, больше того — неприлично, как чужим платьем. Что касается чужого платья, то это я еще понимаю, хотя мне доставило бы удовольствие скрыться в нем.

Он погрозил пальцем:

— Кто в наше суровое время думает о маскарадах, сударыня?

— Но что касается мебели, — я могла бы сегодня купить одно, завтра — другое, а послезавтра все выбросить. В сущности, напрочно устраиваться — это не в духе нашего времени.

— Взгляд, вполне соответствующий нынешнему кризису. Я чувствую необходимость оправдаться, сударыня.

— Очень любопытно послушать. То, что у вас здесь уютно, я уже признала.

— Во-первых, сударыня, я всю свою жизнь провожу на колесах. Моя профессия — это вечное передвижение. Мое отечество территориально невелико, но это своего рода полип, и я являюсь оконечностью одного из его щупальцев, которые он протягивает в другие страны с целью расшевелить их. Одно это уж делает мое существование достаточно беспокойным. А кроме того, есть и еще кой-какие печальные обстоятельства, но не стоит об этом говорить. Во всяком случае, здесь как будто широко распространено отрицательное отношение к домашнему уюту.

— Господин Хозе, как это звучит в применении ко мне, имеющей мужа и детей: отрицательное отношение к домашнему уюту! Но вы упомянули о каких-то печальных обстоятельствах. Может быть, это с моей стороны нескромно?

— О каких печальных обстоятельствах?

— Вы только что упомянули о печальных обстоятельствах, о каких-то таинственных печальных обстоятельствах, вынуждающих вас вести свой дом.

— Это не тайна. Это моя жена.

Она выпрямилась.

— Вы женаты? Но ведь никто об этом не знает.

— Как же. Я женат.

— А…

— Где же моя жена, хотите вы спросить? Этого я не знаю.

Он смотрел на свои ботинки. Она снова откинулась на спинку кресла.

— Извините.

— Пожалуйста. Между прочим, вы знакомы с Эддингтоном?

— Нет.

— Это известный астроном. Его учение лишает меня покоя. Он утверждает, будто земля — это своего рода взрывчатый снаряд, который неминуемо взорвется. Раньше у нас было примитивное представление: земля вертится вокруг солнца, это спокойный, скучноватый процесс, в результате которого приходят своей чередой весна, лето, осень, зима; и вот, является Эддингтон и на основании точных наблюдений и вычислений устанавливает: вселенная расширяется, и все, что в ней есть — звезды, туманности, удаляется друг от друга, теряясь в пространстве. Да, с этим согласен и я.

— Это несерьезно, господин Хозе.

…Он хочет меня отвлечь от расспросов о жене.