Вместо роз он купил ей музыкальную шкатулку. Освободился в Хоторне раньше, чем ожидал, и решил минут пятнадцать прогуляться по Берк-роуд, разглядывая витрины. В одной из них он углядел инкрустированную серебром медную шкатулку с выгравированной золотом надписью, как он предположил, на арабском языке. Сэнди нравились всякие буддистские безделушки. Он вошел в магазинчик и показал продавщице на шкатулку.
— Красивая вещь, — восторженно произнесла девушка. Она подняла крышку. Внутренность шкатулки была обита бархатом цвета рубина. Едва продавщица открыла шкатулку, из нее полилась приятная восточная мелодия. Гарри ткнул пальцем в надпись:
— Вы знаете, что тут написано?
— Это на санскрите.
— И что это?
Он не стыдился своего невежества. Он знал, что образования ему не хватает, но не считал нужным скрывать это перед молодой продавщицей. У него были деньги, и это все, что имело значение.
— Древнеиндийский язык.
Девушка колебалась. Видимо, сама не понимала, о чем говорит.
— Вы знаете, что тут написано?
Продавщица прикусила нижнюю губу и виновато покачала головой.
Гарри улыбнулся ей и взял в руки шкатулку:
— Наверно, тут написано: «Иди в задницу, америкашка». Девушка беззвучно охнула, а потом вдруг прыснула со смеху. Гарри подмигнул ей:
— Заверни это для меня, лапочка, да покрасивее. Это — подарок для моей благоверной.
Эндрю пил пиво за стойкой бара, когда Гарри вошел в паб. Здесь недавно делали ремонт, но новые владельцы постарались сохранить оригинальный декор, и все новые дополнения тоже соответствовали стилю поздней Викторианской эпохи, в котором было построено само здание и созданы его интерьеры. Гарри быстро обвел взглядом зал. Хм… неплохо. Надо бы как-нибудь поужинать здесь с Сэнди. Он хлопнул Эндрю по спине. Адвокат, все еще в пиджаке и галстуке, обливался потом. Он был худ, словно богомол, и настолько высок, что, когда сидел на табурете, лоб его приходился вровень со лбом стоящего Гарри. Друзья обнялись, и Эндрю попросил у бармена еще бокал пива. Гарри движением руки показал, что пить не будет, но Эндрю проигнорировал его жест:
— Uno, per favore[53]
.— Я же за рулем, приятель.
— Поедим, выпьем кофе. Будешь как огурчик. — Эндрю подозрительно посмотрел на него. — Или, может, ты теперь за здоровый образ жизни?
— Ну вот еще!
Гарри плюхнулся на табурет рядом с Эндрю и пробежал глазами меню, начерканное на черной доске.
— Кормят вкусно?
— Не вкусно, а очень вкусно.
Кормили здесь и впрямь вкусно. Гарри, зная, что сегодня у него не будет времени сходить в тренажерный зал, заказал порцию жареных кальмаров. Эндрю проблемы лишнего веса не волновали, он заказал гамбургер с чипсами и бутылку вина, которую почти целиком выпил один. Гарри восхищался способностью адвоката есть в свое удовольствие и не поправляться. А все потому, что тот был живчик, ни секунды не сидел без движения. Эндрю всегда был таким, сколько он его помнил. В детстве и юности они жили по соседству в Коллингвуде[54]
. В школе одна училка-стерва с садистскими замашками изо дня в день пыталась выбить из него непоседливость. Если видела, что он ерзает или вертится, ставила его перед классом и, стоило ему пошевелиться, метровой линейкой лупила его по ногам. Эндрю вздрагивал, морщился, с минуту пытался стоять смирно, но это ему никогда не удавалось. К концу урока задняя сторона его ног превращалась в сплошной багрово-лиловый синяк. Конец жестоким побоям положила мать Эндрю. Однажды на родительском собрании она схватила изуверку за волосы и отхлестала ее по лицу. Эндрю не исключили из школы по той простой причине, что он был самым блестящим и умным из всех учеников, единственным, кто мог защитить честь школы на олимпиадах по математике и английскому языку. Эндрю не затаил зла на учительницу, издевавшуюся над ним. Она была садисткой, думал Гарри, но нынешним школам не помешало бы немного ее жестокости. Должна быть какая-то золотая середина. В ту пору, когда он был мальчишкой, подобные проблемы не решались с помощью полиции или адвокатов. Мать Эндрю извинилась перед учительницей, и та — без особой радости — приняла ее извинения.— Помнишь мисс Баллингхэм?
— Кого? — спросил Эндрю с набитым ртом.
— Мисс Баллингхэм, учительницу в четвертом классе.
— А-а… ту психопатку. Боже! Сейчас она, наверно, где-нибудь в тюрьме строгого режима. Надзирательницей.
— Ну не так уж она была плоха.
Эндрю проглотил то, что жевал, и посмотрел на своего друга. Положил вилку, пригубил бокал с вином:
— Так в чем дело,
Гарри слышал, как его нога пяткой отбивает дробь на полу: стук-стук-стук. Усилием воли он остановил свою ногу:
— Некоторые считают, что я такой же, как она.
Эндрю изумленно посмотрел на него, потом отмахнулся:
— Да ну, какая из тебя мисс Баллингхэм?
— Конечно, я — не мисс Баллингхэм, черт бы ее побрал. — Гарри выругался по-гречески.
Эндрю вытер губы и подбородок, скомкал салфетку и швырнул ее на стол. Схватил сигарету, откинулся на стуле и громко рыгнул.