Пошел купаться Уверлей

«И эти выскочат! — с сожалением подумал подполковник и осторожно тронул машину с места. — Теперь главное, самому не забурить в трясину». Но поросшая густой травой дорога оказалась вполне проходимой, и он испугался, что не удастся осуществить задуманное.

Когда два года назад следственная группа приехала на место преступления, стояла дождливая осень, земля раскисла. В ямах, где лежали убитые, стояла вода. Бандиты отправили на тот свет семерых — четырех мужчин и трех женщин. Двум из них еще не исполнилось и восемнадцати.

Теперь Алабин услышал урчание мотора совсем рядом. И в этот момент перед ним открылась поляна. Солнце стояло еще слишком низко, и лучи не пробивались сквозь густой лес. Поэтому прелесть ее как-то стушевалась. Но все равно поляна выглядела очень живописно. Горел небольшой костерок. Его дым, словно туман, стлался низко над нескошенной травой. У костра на большой охапке лапника полулежали двое мужчин. Завтракали.

Алабин помнил, что за поляной дорога снова уходит в лес и километров через пять заканчивается у деревни. Названия деревни он не помнил. И ехать в ту сторону не собирался.

Костер горел справа, почти на самой дороге, а подполковник свернул влево, в густую траву. Машину стало кидать на кочках.

Из леса выскочил автомобиль преследователей. Наверное, водитель «рено» успел заметить, как мотает «запорожец» на колдобинах, и не погнался следом, а прибавил газу и рванул по дороге, где горел костер. Алабин не видел, как отпрыгнули в сторону от несущейся на них машины закусывающие мужики. Он увидел их минутой позже, когда «рено», резко вывернув ему наперерез, засел в торфяной жиже. Один из парней выскочил из машины в густую зеленую траву и тут же оказался по колено в грязи. Испугавшись, что может утонуть, он схватился обеими руками за дверцу и выронил автомат.

Алабин, сделав круг, добрался до старой колеи, ведущей в сторону шоссе. Он въехал в лес, когда ударила автоматная очередь. На «запорожец» посыпались срезанные пулями еловые ветки. Но кроме автоматной очереди, подполковник услышал гулкий дуплет из охотничьего ружья. Он притормозил на секунду, обернулся назад. Один из мужиков перезаряжал охотничий обрез.

Алабин, осторожно объезжая пеньки и лужи, выбрался из леса, пересек по зыбкой колее луговину и, поддав газу, выскочил на асфальт. Шофер-дальнобойщик промчавшегося мимо камиона погрозил кулаком и гуднул резко и зло.

Корнилов проснулся в восемь — в запасе оставался час, чтобы побриться, позавтракать и прийти к открытию почты.

Алабин уже был на службе.

— Привет, дружок! — сказал Корнилов. — Жив-здоров?

— Бог милует! — по тому, как Василий произнес эти два слова, Игорь Васильевич понял: Алабин знает, чем вызван его звонок, и дает понять, что все разрешилось благополучно. Расспрашивать Корнилов не стал. Нынче время такое — никогда нельзя быть уверенным в том, что тебя не слушает чужое ухо.

— А я оказался рядом с телефоном, решил узнать, не выберешься ли в наши края? Давно не навещал, — на всякий случай сказал генерал.

— Выберусь. Разгребу текущие дела и выберусь.

— Текущие дела еще никому не удавалось разгрести. Они потому и текущие.

— Точно! — Алабин засмеялся. — Не успел в кабинет зайти, звонок из Гатчины. На Киевском шоссе разборка — погибли два мафиози. Один из тамбовской группировки, другой, судя по документам, питерский. Черный «рено» нашли около Поддубья. Сушков сказал, что у них два «калашникова» было и по «беретте».

Сушков руководил Гатчинским уголовным розыском.

«А с иномаркой я не ошибся», — удовлетворенно подумал Корнилов. Он повесил трубку, расплатился с заспанной телефонисткой и вышел на улицу.

Ночной поезд в Петербург

В одиннадцать вечера Москва казалась вымершей. Навстречу Фризе попадались лишь одинокие прохожие. Только у подъездов ресторанов можно было встретить компании молодых людей. Одни из них еще собирались вкусить прелестей ночной жизни, другие уже отчаливали к дому. Фризе давно заметил — нынче людей, покидавших ресторан, никак нельзя отнести к категории «подгулявших». Не слышалось пьяных выкриков, громких песен, шумных объяснений в любви. Чуть возбужденные голоса дам да неясное бормотание их спутников, вызывавших по радиотелефону автомобили, — и все. Ушла в прошлое фигура недобравшего пьяницы, покупающего у швейцара втридорога бутылку спиртного. Если уж возникал шум у ресторана, то это были выстрелы «калашникова» или «макарова».

На Мясницкой в двух огромных окнах над фирменным магазином «Чай — кофе» горел яркий свет. Стройная девица разгуливала голышом из комнаты в комнату, время от времени останавливаясь у огромного зеркала и прикладывая к груди очередную блузку. Почему-то они ей не нравились, и девица, швырнув блузку в сторону — наверное, на невидимую Фризе кровать, — отправлялась за следующей. Владимир остановился и с минуту следил за девицей, гадая, на чем же остановит свой выбор привереда. Но, похоже, запас блузок был большим, а до отхода поезда оставалось всего сорок минут.