Посидим, помолчим

Проехав узкую улицу, наша машина съехала по склону вниз и повернула направо, как только в кустах сирени мы увидели деревянную табличку с надписью: «Пансионат Причалъ». В душе притаилось трепетное чувство – мне хотелось поскорее увидеть пляж и вдохнуть свежий морской воздух. Я скучал по морю. Всё та же брусчатка провела нас посреди высоких пальм к воротам. К нам вышел один из охранников, папа переговорил с ним о чем-то, я так и не услышал, и ворота пансионата открылись.

За несколько месяцев до отпуска мама со всей чательностью искала отель или пансионат. Она перешерстила весь интернет, и практически везде всё было забронировано. Середина июля как-никак, да и Чёрное море к тому же. По итогу, мама выбрала «Причалъ» за их большой парк на территории, хотя отзывы были весьма скверными. Я сам читал.

Мой рот невольно открылся, когда мы проезжали через парк. Глядя на все разновидности пальм, которые вообще не отличались между собой, деревьев и кустарников, я подумал, что именно здесь Тарзану жилось бы неплохо.

–Какая красота! – восхитилась мама. – Ваня, ты просто посмотри на эти толстенные стволы. А вот…это же вообще. – Я разделял мамино восхищение, но не мог подобрать нужных слов. Думаю, что Лев Толстой, увидев этот огромный зелёный парк, обязательно написал бы несколько томов.

Мы снова свернули на одну из тропинок и оказались около первого и главного корпуса, напротив которого стоял фонтан с маленькой скульптурой: девочки, держащей в руках огромный кувшин, из которого, судя по всему, должна была течь вода. Я вылез из машины и потянулся, зевая. Шестнадцать часов езды мягко намекало на сон и горячий обед. Тогда я готов был съесть всё, что угодно, даже ягоды, растущие на неизвестных мне кустах около входа.

Первый корпус был выполнен в итальянском стиле. По крайней мере, я так подумал, потому что вообще не разбираюсь в архитектуре. Однако окна были с деревянными, похожими на жалюзи, ставнями, посему я и сделал вывод, что это итальянский стиль. Массивные парадные двери были открыты нараспашку и вели в главный холл прямиком на регистрацию. Пока родители возились с документами и заселением, я разглядывал узорчатые стены и картины, висевшие над каждым диванчиком. В холле кроме нас и регистратора никого не было. Наверное, было слишком рано. Я даже на время не смотрел.

–Завтрак только что закончился, а обед начинается с часу тридцати и до пятнадцати тридцати. Около моря стоит наше кафе, там вы можете перекусить, если хотите. – сказал регистратор, щёлкая мышкой по компьютеру. Он протянул записку с расписанием работы столовой. Меня эта новость крайне расстроила, как и мой живот, который принялся урчать на весь холл. Родители поблагодарили регистратора, и мы вернулись за чемоданами.

Нас заселили в самый длинный и широкий корпус, который я только встречал. Он находился где-то в глубине парка рядом с закрытым бассейном, который на тот момент был на ремонте, о чём и говорила висевшая на двери табличка. Второй корпус выглядел идентично первому. Мне стало любопытно, как же всё выглядит внутри в нашем номере. О…а как же приятно предвкушать нечто новое и неизведанное, когда стоишь перед дверью номера и пытаешься его открыть.

–Не открывается. – нервно сказал папа, в сотый раз проводя картой.

–Давай моей. – предложила мама. В итоге, мы стояли так и тыкались с этими картами, как лохи, пока мимо не прошёл какой-то мужчина и не показал нам как надо.

–Ого, спасибо. – сказала мама. Мужчина кивнул в ответ и ушёл, а я торжественно толкнул дверь «222» и замер прямо на пороге.

–Афигеть! – воскликнул я, увидев прямо перед собой широкий и просторный балкон с видом, не поверите, на море! Я бросил чемоданы и вышел на балкон: он находился прямо над козырьком центрального входа, у стены стоял топчан, а справа была прикреплена сушилка для белья. Теперь мне хотелось пригласить не только Льва Николаевича, но и Ивана Ивановича Шишкина, чтобы он смог запечатлеть этот пейзаж: высоченные пальмы клонились слегка к земле, выстраивая зеленую арку, через которую просачивались отблески моря. А чайки лавировали и гоготали, как остервенелые, будто крича: «Смотрите, как мы свободны! Свобода! Свобода! Свобода!». Я представил, как с разбега прыгаю с козырька и взмываю вверх в чистое голубое небо, в котором нет ни единого облачка или намека на дождь. Я бы превратился в чайку и пролетел, разрезая воздух на части, над гладью моря, а плеск волн напевали бы мне песню о мире морском: «В мире морском, в мире морском, в мире мо-о-орском…». Я тогда вообще отказывался верить в истинность этой красоты, но всё-таки поверил, когда мы, наконец, отправились на пляж.

Территория пляжа была разделена бунами на три сектора: лягушатник, аэрарий и обычный пляж с шезлонгами и белыми зонтиками. Только тогда я не знал, что буна – это мостик, с которого все спускаются к морю, а аэрарий – место с шезлонгами под навесом. И теперь я не знаю, зачем вообще принялся писать с таким маленьким словарным запасом, но не суть.