Поскольку я живу

Выбравшись из ванной, вытершись казенным белым полотенцем, натянув домашние спортивки и проигнорировав наличие снотворного в рюкзаке, Мирош – здесь и сейчас, в своей новой реальности – дополз до кровати и уронил в нее собственное тело. Завтрак в семь. Он поднимется около пяти. У него пробежка. Потом снова душ. Потом больше не его, больше не персональная, больше не Зорина. И все-таки – та же или не та?

Провалиться в сон у него не получалось. Вполне ожидаемо и очень привычно. Запах лаванды пробирался в его голову и не давал покоя. У Полины постель пахнет тем же? Полина уже заснула? Полина может спать? Там, через две стены, Полина чувствует его так же, как он чувствует ее?

В конце концов, около четырех часов утра выбравшись из-под простыни, он добрался до рюкзака, но вовсе не ради снотворного. За блокнотом и ручкой. Еще через час откладывал его в сторону, чтобы переодеться и выйти из номера. Он так и остался валяться на столе открытой страницей кверху. Читать некому.

И только в голове, при каждом шаге во время пробежки вокруг парка Тиллы Дюрье, слово за словом, строчка за строчкой, в самых висках продолжает пульсировать, ни на мгновение не умолкая и постепенно ложась на мелодию, которой, кроме него, пока еще никто не знает:

В самых лучших городах пахнет морем,

В его шорохе – безбрежная свежесть.

Ты моё окаменевшее горе,

Ты моя осоловевшая нежность.

В этом доме среди звёзд нет забвенья.

В его воздухе застыли закаты,

Ты моё на зеркалах отраженье.

Ты моя за все поступки расплата.

Зачерпнуть тебя, как воду, ладонью.

И умыться бы тобою, как богом.

Ты моя непережи?тая доля.

Ты нехо?женная мною дорога.

Ты моё непобеждённое море.

Ты моё – пусть только шрамом ожога.

* * *

Оказалось, что она забыла задернуть шторы. Солнце металось по стенам, играя с гладкими поверхностями мебели. Солнце било по векам.

«Любое утро – удивительно, и нельзя пропускать ни одно из них», - твердило солнце, не позволяя Полине продолжать спать.

Она резко села в кровати и сердито потерла лоб, понимая, что не выспалась и ничуть не отдохнула. А впереди день, насыщенный работой и солнцеликим. Вероятно, он и послал к ней яркие лучи, чтобы не проспала и явилась пред его зеленые очи в назначенный срок.

Выбравшись из-под одеяла, Полька протопала к окну с намерением все же уменьшить количество света. Хватит ей и другого солнца на весь день! Но бросив взгляд на улицу, заметила, как это самое другое солнце бежит вдоль парка, который, к ее удивлению, оказался по соседству с отелем.

Решимость отгородиться от всего мира в то же мгновение испарилась. Полька как зачарованная следила за Иваном, приближающимся к гостинице, и досадовала, что ее чертов номер расположен под самой крышей и она не имеет возможности его разглядеть получше.

Только когда Мирош скрылся под навесом у входа, Полина отошла от окна, наконец, задернув гардины, и снова сунулась под одеяло – как в убежище.

В нору. Кто не мечтает о своей норе? Она свою так и не нашла. Когда-то думала, что у нее есть – собственная, в которой потом так естественно поселился Ванька. И всё было по-настоящему. Их общий дом, на двоих, куда можно сбежать, когда хочется ото всех скрыться.

Разве чувствовала она хоть что-то подобное в большом, современном, но так и не ставшим ей родным загородном доме Стаса? Разве он ее вдохновлял?

Мудрость Штофеля дала сбой, когда он заказывал эту статью, навязчиво думала Полина, читая о себе в интернет-версии Cosmopolitan.

А ведь могла и не узнать, если бы не Павлинова. Та поспевала везде. Тягать Клавку по всевозможным школам развития, работать в нескольких местах, читать глянец и периодически лечить Полине мозг. Чаще всего эти «процедуры» сводились к тому, что такими мужиками, как Штофель, не разбрасываются, и торчать неделями в Киеве – наиглупейшая глупость. Очевидно, намекала, что свято место пусто не бывает.

Но именно это место и решила освободить Полина после «пяти секретов», ставших последней точкой в ее браке. Тогда она до конца поняла, что все это ненастоящее и чужое, от чего обязательно надо избавиться, чтобы попытаться дышать хоть чуточку свободнее.

Ей отчаянно хотелось вымыть руки. Вымыться самой. Плеснуть воды в лицо и, открыв форточку в своей комнате, чувствовать, как прохладный воздух касается мокрой кожи, которую она не стала бы вытирать. Но было некогда. Впереди вечерний концерт – один из последних, которые она должна отыграть в этом сезоне в Одессе. Ей нужно идти. И на несколько часов забыть о той глянцевой жизни, про которую она прочитала в статье.

И все же, едва вернувшись, в ту же ночь она собрала самое необходимое, уехала в Киев и подала на развод, затянувшийся на многие месяцы, – Стас прикладывал к тому все свои усилия, возможности и связи.

Глава 13

* * *

Мартин Геллер, саунд-продюсер, работавший с ними в Ханса Тонстудио, старался переходить на английский всякий раз, когда запись прерывалась. Насупленный и довольно хмурый на первый взгляд, он, делавший альбомы с мировыми звездами, в реальной жизни оказался довольно простецким мужиком под полтос, тем не менее, знающим свое ремесло.