Посланец

Это было не просто желание, это было важно. Нужно показать надсмотрщицам и работникам солеварни, как он уважает и любит их хозяйку, нужно доказать самой Райе, как он ценит ее труд, ее старание, как дорога она ему. Найл просто обязан был вознаградить надсмотрщицу за то, что она уже делала, и за то, что ей предстоит сделать, – а наградить он мог одним-единственным способом. К тому же у него действительно возникло желание обнять женщину, которая носит его сына.

На этот раз Найл стремился доставить Райе удовольствие, а не просто получить от нее положенное правителю. Он ласкал ее грудь, целовал глаза, губы, руки, вспоминая давно забытое тело, и словно соприкасался с безвозвратно ушедшим прошлым. Он вдруг понял, что вновь ощущает циркулирующую энергию – энергию, которую женщина щедро изливала на него и которую он столь же обильно возвращал обратно; вновь, после долгого перерыва, он увидел ауру, ее светло-зеленый цвет и чисто-белое облако внизу живота. Он не мог удержаться и не поцеловать эту святую чистоту, частицу будущей жизни, а надсмотрщица металась на постели, не в силах справиться с чувствами, иногда вспоминая свой верноподданнический долг, но временами забывая обо всем на свете. Она готова была для своего повелителя на все, хотела принадлежать ему, умереть за него, желала быть рядом с ним…

Найл не спешил входить в нее, он ждал, когда она сама захочет почувствовать его внутри, но никак не мог уловить этого момента, пока Райя не взмолилась, забыв про всякие приличия:

– Ну же, ну…

И только после этого правитель проник во влажное тепло.

Сознание женщины проваливалось куда-то, всплывало и тонуло вновь, она не могла говорить и только громко стонала, до хруста сжимая края циновок и разбрасывая в стороны мелкие камышовые щепки.

Найл не спешил, оттягивая момент завершения этого блаженного безумия, пока надсмотрщица не прижала его к себе, да так, что захрустели кости, и не заставила выплеснуть горячую страсть несколькими сильными толчками…

* * *

Проснулся правитель от нежных прикосновений. Теплые, чуть шершавые пальцы невесомо касались кожи, скользя сверху вниз. Стоило перевернуться на спину, как женщина немедленно захватила своего господина в плен, прижала его руки к постели, стала целовать живот. Темные волосы рассыпались по груди, бокам, лицу, приятно щекоча. Найл ощутил напряжение, но Райя, казалось, почувствовала его еще раньше и опустилась сверху, неторопливыми движениями бедер доводя до вершины блаженства.

Когда все кончилось, она положила голову ему на грудь и сказала:

– Как хорошо, что ты пришел, Посланник Богини… :

А Найл только сейчас, совсем не к месту, осознал, что она обращается к нему не так, как остальные. До него запоздало дошло, что после разговора с Великой Богиней Дельты из его титула исчезло упоминание о Богине. Для своих соратников он больше не был Посланником Богини, он был просто – Посланник. Никакого сожаления по этому поводу правитель не ощущал, скорее наоборот.

– Знаешь, Райя, называй меня просто Посланником.

– Да, Посланник, – прошептала она, и в душе ее защемило от гордости.

Дозволение правителя обращаться к нему сокращенным титулом надсмотрщица восприняла как знак особого доверия и официального признания своей близости. Теперь, чтобы оправдать бесконечно доброе к себе отношение, она готова была на все. Работать день и ночь, позволить разрезать себя на куски, пойти за повелителем на край света. И ведь объяснять ей что-либо глупо – только разочаруешь и обидишь. Найл просто поцеловал ее и встал с постели.

– Завтрак сейчас будет готов, – сказала ему Райя. – Я еще вечером приказала принести его сюда.

– Какая ты у меня умница, – поцеловал ее правитель. – Жаль, что я не могу остаться с тобой навсегда.

Поев, они вместе вышли из хижины. Найл даже обнял ее за плечи, показывая всем и каждому, сколь дорога Посланнику главная надсмотрщица солеварни. Десять мужчин с котомками за плечами уже ждали свою хозяйку, греясь в утренних лучах; невдалеке маячили два паука.

– Береги себя, – сказал Найл и отпустил женщину.

– Я сделаю все, как нужно, Посланник, – пообещала она и пошла прямо к смертоносцам. Мужчины гуськом потянулись следом.

Найл вздохнул. В душе его боролись два чувства: стыд за то, что он просто использовал эту женщину, добиваясь от нее качественной работы, и

– одновременно – уверенность, что все его поступки, 'слова, чувства были искренни. Сейчас он всем сердцем любил эту женщину и боялся за нее. Он не обманул ее ни на йоту и уже тосковал из-за предстоящей разлуки.

– Ладно, Найл, так было нужно, – похлопала его по плечу принцесса и угрюмо побрела к хижине надсмотрщиц.

Некоторое время правитель задумчиво смотрел на выстроившихся вокруг оазиса смертоносцев. Ему в голову вдруг пришла крамольная мысль, что все они напоминают бездушную повозку, за ненадобностью поставленную в угол двора. Стоят и стоят, есть-пить не просят. Когда понадобятся, тогда заберем.

Он встряхнулся, повернулся кругом:

– Нефтис! Рион! Сидония! Юккула! Да где вы все?! Выступаем.