Посланец небес

Деваться некуда, подумал Тревельян. Сбежать? Исчезнуть? Но Ниган-Таш, конечно, оскорбится, а обижать такого вельможу штука опасная – из-под земли достанет! Ну, не достанет, так затруднит работу… Конца у миссии еще не видно, и странствовать, озираясь через шаг, было бы лишней и неприятной нагрузкой. Сменить личину? Это возможно, но он так вжился в образ рапсода! Были у него резервные обличья, были, но так не хотелось бросить лютню, снять голубое пончо и кинжал и превратиться в бродячего торговца или фокусника, как недоброй памяти Тинитаур! Опять же, Ниган-Таш в благоприятном случае мог посодействовать с Архивами, и эта мысль вдохновила Тревельяна. Запихнув Грея обратно в мешок, он решительно поднялся и кивнул:

– Пойдем! Нельзя, чтобы такой господин совсем истомился от ожидания. Не хочу вызывать его гнев. Зачем мне лишние дни в клетке с пацами?

– Это мудро! – сказал Сач-Гези, похлопав его по спине. – Оч-чень мудро, рапсод! Только мы не пойдем, а поедем.

Он щелкнул пальцами, и из-за угла таверны выкатилась коляска, запряженная парой серых жеребцов. Тревельян уставился на них в немом восхищении, но тут его проворно взяли под обе руки и, приподняв, водрузили на мягкое сиденье, как самый ценный груз. Двое помощников Сач-Гези встали на запятках, двое устроились на облучке, свистнул бич, и коляска понеслась сквозь разбегавшуюся толпу. Они ехали вдоль стены, что огораживала гавань, направляясь к самому высокому из прибрежных холмов, и Тревельян, прикрыв глаза, вспоминал его историю.

Тут, на Сигнальном холме, названном по вышке с барабанами и трубами, начинался Мад Аэг. Согласно легендам, тут была крепость нобиля, чьим потомком, через двадцать поколений, станет Уршу-Чаг Объединитель, и отсюда его славный пращур совершал набеги на соседей, расширяя свои владения, обогащаясь землями, скотом, зерном и новыми подданными, пока не раздвинул границы княжества до Кольцевого хребта. За три поколения до Уршу-Чага здесь был уже немалый город с гаванью и сотней тысяч населения, и тогда старую крепость частью развалили, частью засыпали землей, на вершине возвели дворец, а на нижних бастионах, превращенных в террасы, – жилища знатных воинов, будущих Нобилей Башни. Этот дворец теперь называли Старым, и именно в его стенах Уршу-Чаг бил зеркала и клялся, что не увидит собственного лица, пока не расправится с врагами. Спустя пять-шесть веков началось строительство новой резиденции на острове Понт Крир, куда со временем перебрались сам император, императорский двор и все основные департаменты. Но Старый дворец не разрушили, не забросили и не покинули – не было на Осиере такой традиции что-то бросать, тем более святую землю с кровью предков. Дворец остался собственностью правящего рода, и один из принцев, самый уважаемый и знатный, обитал на Сигнальном холме как наследник отчего достояния. Теперь это был Ниган-Таш, и, значит, он являлся самым верным кандидатом в императоры.

Площадь закончилась, экипаж замедлил ход и миновал пробитый в скале тоннель, поверх которого шла лестница к нижнему и более верхним уровням-террасам, куда колесный транспорт взбирался по крутой дороге, спиралью обвивавшей холм. Лошади двинулись шагом, будто давая возможность рассмотреть древнюю крепостную стену, что подпирала террасы, и лежавшую внизу, за каменным дорожным ограждением, торговую площадь. Вскоре коляска въехала на первый ярус, куда ступенчатыми пирамидами выходили фасады четырех дворцов; Сач-Гези, бесцеремонно тыкая пальцем, назвал, кому они принадлежат, кто из хозяев хлещет вино, причем пибальскую бурду, кто без ума от тилимских танцовщиц, а кто уличен в низменной дружбе с купцами и пополняет капитал за счет торговли строительным камнем и лесом.

Дорога круто повернула. Ко второй террасе она поднималась над морем, и Тревельян следил, как встают на горизонте острова, подобные то цветочной корзинке, то вулканическому конусу в обрамлении зелени, то золотому песчаному блину с пальмовой рощей. Внизу перед ним раскрылась гавань, лес мачт у пристаней, галеры, бороздившие бухту или плывущие к островам, лодки, склады и судно Тасмана со спущенными парусами. Его хозяин стоял на палубе и, задрав голову, разглядывал холм и ползущую по дороге коляску, будто мог увидеть Тревельяна с окружавшей его компанией. Шум, что доносился из гавани, был едва слышен, заглушенный рокотом волн у подножья утеса.